Аллаверды Хаидов - Мой дом - пустыня

Люди из экспедиции ловко связали живого волка, вытащили его из ямы, приласкали и накормили козленка и с аппетитом принялись уплетать свой завтрак—жареного сома, пойманного вчера в озере, чурек, испеченный Мурадом в горячем песке, козье молоко, лесные плоды и ягоды.

Завтрак, как всегда, затянулся: оазис в безбрежной пустыне — это не городская столовая. Здесь человек может надеяться лишь на самого себя. Люди завтракали, весело переговаривались, и только Мурад погрустнел, когда увидел, что пролилось вино из бутылки. Он заметил пятно на земле и неприязненно покосился на Барабаша: не иначе, мол, начальник экспедиции вылил. Но тут он вспомнил, что его злейший враг — хищник, утащивший у него из-под носа жареную курицу и, конечно, намеревавшийся украсть на барже какую-нибудь лучшую рыбину, что этот самый хищник, вытянувшись, лежит на земле и не подает признаков жизни. Мурад сразу позабыл про свою бутылку, перезарядил ружье и пошел к загону. Он готов был разрядить оба ствола своего ружья, чтобы после без опаски снять с врага шкуру и непременно сшить себе теплую шапку на память.

Каково же было изумление Мурада, когда шакаленка на месте не оказалось.

— Эй, люди, куда вы девали труп шакала? — крикнул Мурад.

Но никто не ответил ему. Оцепенев от изумления, люди поднимались один за другим и смотрели в ту сторону, где совсем недавно лежал мертвый зверь.

Барабаш вопросительно оглядел товарищей: они переглядывались, пожимали плечами.

— Мы не трогали.

— Откуда мы знаем, куда он девался? Барабаш подошел к перепуганному Мураду.

— Шакал лежал вот тут. Смотри, Мурад, это мои следы... А это — твои... Ба, гляди, мертвый шакал поднялся с места! Вот и его следы, здесь он шел. Подумать только, умер и ожил! Чудеса!

Мурад исподлобья мрачно взглянул на Барабаша.

— Это не шакал, это настоящий дьявол, товарищ начальник экспедиции. Я же вам говорил. Разрешите, я уеду домой. Не. нужно мне премии, не хочу я иметь дела с такими существами. Вы уж сами с ним как нибудь, а? Пусть он пока считает, что я тут. Лучше я привезу вам потом самого лучшего винограда. Не по мне это дело — гоняться за дикими зверями...

Черныш торопился как можно быстрее удрать оттуда, где обосновались люди. Ноги плохо слушали его, а голова была тяжелой, будто ее налили свинцом. Чернышу очень хотелось пить, но едва он вспомнил о выпитой жидкости, которую он принял за солнечную кровь, как вновь сразу ослабел. Он плелся, припадая брюхом к земле, а удивленные воробьи вслед за ним перелетали с ветки на ветку. Свист воробьев привлек сороку, но на этот раз она не стрекотала, а лишь вглядывалась в странного шакала, который не был ранен, но едва тащился по лесу.

Черныш добрел до озера, упал и начал пить, и чем больше пил он этой чистой холодной воды, тем светлее становилось вокруг. Будто привычные силы вливались вместе с водой в его ослабевшее тело, а с глаз спадала мутная пелена. Он глубже вошел в озеро и долго стоял там по горло в воде. Шакаленок вздрогнул и выбрался на берег: сейчас ему хотелось спрятаться ото всех и от всего — от птиц, солнечных лучей, от деревьев, которые вчера так напугали его.

Искать свое логово Черныш был не в силах, поэтому залез под кусты ежевики. И тут сороки подняли трескотню: мы, мол, сомневались, а шакал-то самый настоящий! Правда, верещали они издали: вблизи деревьев не было, а сесть на кусты ежевики птицы не решались. Воробьи давно улетели, но сороки — их становилось все больше — продолжали верещать: «Шакал! Берегитесь, там под кустами лежит шакал».

Кобчик, притаившийся на одной из нижних веток дальнего дерева — маленький, но похожий на сокола, и, должно быть, оттого очень сердитый, прилетел на голоса болтливых птиц. Он уселся поудобнее на ветке — наверно, хотел выяснить, о чем так пронзительно верещат болтуньи, но никого не увидел и, шумя крыльями, драчливо ринулся на сорок... Удивительно им не везло, беднягам, а ведь они-то лишь добра желали всем окружающим!

Черныш ничего этого не видел и не слышал, он снова, как и вчера, не просто заснул, а точно провалился в густую вязкую темноту. Не проснулся он и в обычное время, когда зашло солнце, небо усеяли крупные звезды и выплыла недовольная, будто чванливый человек, луна. Ее холодные, негреющие лучи не коснулись укрывшегося в кустах шакаленка.

А когда шакаленок проснулся, зубами щелкнул от голода. Еще никогда в жизни он не был так голоден! Ему захотелось мяса, настоящего свежего мяса, и он решил пойти в пустыню, наловить там сусликов и насытиться до отвала. Неглубокий овраг, по безводному дну которого он шел, оборвался у какого-то озера, а так как Чернышу не были в этих краях знакомы ни озера, ни овраги, он искал пустыню наугад. К тому же у него вроде было бы ослаблено обоняние, притупился слух...

Неожиданно он услышал поблизости блеяние козленка. Звук повторился, а хищник крадучись пошел на него. Козленок, сразу притихнув, смотрел во все глаза. Шакал взвился в воздух, разинул страшную пасть и рухнул в яму. Доски беззвучно сомкнулись над ним.

Рано утром к козленку пришли люди, дали ему воды и травы. Они сняли с ямы крышку, прижали Черныша к земле жердью с развилиной, связали ему все четыре лапы, надели намордник, подняли и отнесли в свой лагерь. Бездомный хищник издали узнал Мурада, у которого усы были черны, как казан, и блестели, как лакированные туфли. Их взгляды встретились.

Мурад с опаской подошел к клетке и смотрел в глаза шакалу не отрываясь. Шакал тоже не мог оторвать от него взгляда. Потом шакал оскалился и зарычал, совсем, как собака.

— Дьявол, сущий дьявол,— пробормотал Мурад и отвернулся от клетки. Даже усы у него уныло обвисли. Но вскоре он подошел снова, ткнул Черныша в бок длинным ивовым прутом.

Хищник мгновенно изжевал в мочалу тот кусок прута, который попал в клетку.

Мурад все не отходил, все разглядывал удивительного зверя, и шакал тоже следил за ним, поворачивал голову, рычал по-собачьи. Мурад никогда в жизни не слышал, чтобы шакалы умели так рычать. И вообще, сказать по правде, ему в голову не приходило, что дикие животные могут рычать на человека или так вот неделями на него охотиться. Мурад был убежден, что Черныш все это время только и гонялся за ним и его добром. Он даже присочинил товарищам, что, прыгая с баржи, Черныш из-под носа у него стянул самую жирную рыбину. Понятное дело, такую, какая ни одному рыболову еще не попадалась.

— Оставьте его в покое, слышите? — крикнул издали Барабаш, и Мурад отошел от клетки.

Он торопился собирать свои вещи, чтобы непонятный зверь ненароком не успел удрать и не выследил, куда и какой дорогой он уезжает.

Прошло много-много дней. Клеток с хищными зверями вокруг Черныша становилось все больше. Сначала был один только волк, теперь их стало четыре. Лисы, дикобразы, кабан лежали в клетках из самых крепких веток, срубленных в этом же лесу, и, должно быть, вспоминали прежние счастливые времена.