Ирен Немировски - Бал. Жар крови

Когда 6 декабря 1937 года в ее воображении внезапно возникает замысел романа — или, быть может, новеллы, она еще не уверена, — у него еще нет названия «Жар крови». Но основные контуры уже очерчены. «Сюжет нов. ром. Я думала о Молодых и Старых. Для романа (а лучше бы для пьесы). Суровость, чистота родителей, которые в свое время были молоды и грешны. Невозможность понять этот „жар крови“. Возможное действие. Неудобство: нет четко вылепленных типов». Отсутствие взаимопонимания между поколениями легло в основу сюжета «Признания», где наибольшим злом была признана забывчивость родителей, неспособных узнать себя в ошибках детей. По крайней мере в двух ее романах цитируется Иезекииль: «Родители ели зеленый виноград, а у детей от него оскомина». В данном случае речь идет о Франсуа и Элен, недоверчивых зрителях спектакля собственной молодости; «так старые псы смотрят на пляски мышей». Однако в какой степени их лицемерие является причиной несчастья, обрушившегося на их дочь? В романе «Двое», выходившем в журнальной публикации с апреля по июль 1938 года, Антуан и Марианна, в свою очередь, наблюдают за тем, как их дети прокладывают колеи для любви и случая, уверенные, что они сами выбирают свой путь. Если бы только молодость знала…

В течение лета 1938 года Ирэн Немировски перечитывает «Под сенью девушек в цвету» Марселя Пруста. Она находит там «замечательную вещь», которую давно искала и которая, кажется, наилучшим образом передает занимающий ее сюжет: «Мудрость нельзя получить в дар, ее обретают самостоятельно в конце пути, который никто не может ни пройти за нас, ни избавить нас от него, так как он формирует точку зрения на вещи. Восхищающая вас жизнь людей, поведение, которое вы считаете благородным, не было передано отцом семейства или учителем, ему предшествовало совсем другое начало, на него повлияли зло и пошлость окружающей действительности. Это результат сражения и победы».

Ирэн Немировски называет этот полный случайностей маршрут в полумраке жизни «жаром крови». Это гордость генов, уголь, тлеющий в золе порой долгие годы, прежде чем уничтожить терпеливо выстроенную жизнь. Другое название любви — «пламя мечты», поглощающее собственное жилище. Этот «глухой потаенный огонь» сжигает Брижит и Марка и разоряет Сильвио. Эта таинственная жажда жизни, «тяжкий и тщетный труд молодости», загадочное желание, которое подрывает добродетельные намерения и приводит к болезненному смирению. Сжигаемый изнутри, даже закаленный человек терпит крах; его нравственность краснеет, бледнеет и наконец смиренно уступает. «Кто не претерпел по вине этого огня странное искажение течения своей судьбы в направлении, противоположном естественному, глубинному руслу?»

Капризная кровь дает о себе знать в произведениях Ирэн Немировски. Подземная и буйная река превращает собак в волков, сирот в убийц, девочек в женщин. Она согревает дремлющее сердце старого дяди. Она вносит раскол в семьи, отводит в сторону покойное течение традиций, питает притоки, увлекая романы-эпопеи далеко от их истоков. «Его губительные последствия мы осознаем позднее». Вся жизнь строится под влиянием крови. Она знает это уже давно.

1931 г.: «И я тоже была молодой, Люличка. Это было уже давно, но я помню до сих пор, как в моих жилах пылала юная кровь. Думаешь, это можно забыть?» [23] Les Mouches d’automne, Kra, 1931; «Les Cahiers rouges», Grasset, 1998. ( Примеч. к фр. изданию. )

1934 г.: «Замечательный возраст — двадцать лет. Умеют ли все девушки относиться к нему, как я, ощущать это счастье, это рвение, это буйство, этот жар крови?» [24] «Dimanche», Revue de Paris, 1er juin 1934; in Dimanche, op. cit. ( Примеч. к фр. изданию. )

1935 г.: «Я не могу изменить свое тело, погасить огонь, горящий в моей крови» [25] Le Vin de solitude , Albin Michel, 1935; 2004. ( Примеч. к фр. изданию. ) .

1936 г.: «Будь благословенно то зло, будь благословенна та лихорадка, которая нежно развязывает телесные узы и дарит большую мудрость, более тонкое понимание, жар, который оживляет кровь» [26] «Liens du sang», Revue des Deux Mondes, 15 mars et 1er avril 1936; in Dimanche, op. cit. ( Примеч. к фр. изданию. ) .

Слепое столкновение мертвого и живого, желания и рока, молодости и старости — для этого универсального сюжета нужна сцена. И такой сценой послужил городок в Морване, куда писательница отправилась в поисках няни для Элизабет. Впервые в ее рабочем дневнике упоминание об этой деревне появляется 25 апреля 1938 года: «Возвращение из Исси-л’Эвек. 4 дня безграничного счастья. О чем же еще просить? Благодарность Богу за это и надежда». Она вернется туда в поисках покоя, возможного лишь вдали от парижской суеты.

Мы не должны ошибиться: в «Гостиницу путешественников» посреди повествования входит не кто иной, как сама Ирэн Немировски: «И вот я в кафе, где в темном, покрытом гарью камине мерцает красное пламя, в зеркалах отражаются мраморные столики, бильярд, диван с продырявленной в нескольких местах кожей, календарь 1919 года, на котором изображена уроженка Эльзаса в белых чулках, стоящая между двумя военными. […] В зеркале напротив я вижу, как в раме, свое покрытое морщинами лицо, лицо, изменившееся за последние годы столь таинственным образом, что я с трудом его узнаю». В этом портрете есть предчувствие, но как смогла она об этом узнать? В этой гостинице она будет жить в первые месяцы оккупации, здесь начнет писать «Французскую сюиту», свой последний роман, в котором кровь будет пылать, как адское пламя. В нем обманывают, предают и убивают мужчины, женщины и дети, достигшие температуры кипения крови.

Со времени молниеносного успеха романа «Давид Гольдер» в 1930 г. вплоть до ареста в 1942 г. Немировски, кажется, никогда не удивлялась своей судьбе. Еще в дни революции 1917 года ничто человеческое, а особенно бесчеловечное, не было ей чуждо. «Конечно, — подчеркивал Анри де Ренье, — тот человеческий материал, с которым работает госпожа Немировски, довольно отвратителен, но она наблюдает за ним со страстным любопытством, и ей удается передать нам это любопытство. Интерес оказывается более сильным, чем отвращение» [27] Н. de Régnier, «David Golder, par Irène Némirovsky», Le Figaro, 28 décembre 1929. ( Примеч. к фр. изданию. ) . Из-за этого любопытства она иногда слишком близко подходила к судьбе, в то время как надо было держаться подальше от ее ударов. Но, как говорит Сильвио, «именно этого нам хотелось. Гореть, растрачивать себя, поглощать наши дни, как огонь пожирает лес».

Задуманный как система последовательных разгадок, роман «Жар крови» изображает в привычном и натуралистическом ключе хищный мир исключительного притворства. И вот появляются «четко вылепленные типы», которых поначалу не хватало, молчуны, которые рождаются только во французской провинции! «Каждый живет отдельно, в своем имении, не доверяет соседям, убирает урожай, подсчитывает свои денежки, а до всего остального ему и дела нет». Хотя на Брижит и показывают пальцем, в деревне царит терпеливая недоброжелательность. Молчание держит под контролем ужас. «Эта провинция действительно отличается уединением и дикостью, изобилием и подозрительностью, как и во времена седой старины». Место действия уже готово для драмы «Французской сюиты». Как не отметить на последующих страницах «удивительно деятельную недоброжелательность» деревенских жителей? Это станет сюжетом в «Dolce» , второй части «Французской сюиты», изображающей жизнь во французской деревне в годы оккупации. И деревня эта — Исси-л’Эвек.