Грегуар Поле - Да простятся ошибки копииста.Роман

Прошло несколько дней; я набросал лицо лишь в самых общих чертах и был удовлетворен разве что румянцем щек. А Жанна, из-за моей медлительности, именно теперь, когда она была необходима, начала тяготиться ролью натурщицы.

Однажды утром — мы не проработали и часа — Жанна вдруг заявила, что ей нужно проветриться, развеяться, сменить обстановку, она уезжает и вернется завтра к вечеру.

Решение внезапное, спонтанное, импульсивное: у меня и слов в ответ не нашлось. Она упорхнула, даже не собрав чемодан. Весь день я провел в печальной праздности и с тревогой перечитывал присланные Изабеллой страховые документы.

Совпадение или нет, поди знай, но в тот самый день все и произошло. Это было под вечер, я сидел, лениво глядя на картин)', работу над которой не мог продолжать в отсутствие моей жены, как вдруг зазвонил домофон, и мужской голос попросил о встрече со мной. Я открыл и остался ждать на пороге. Пускать в дом кого попало я не собирался. Никогда еще незнакомцы не переступали этот порог и не входили в мастерскую. То была элементарная мера предосторожности. Открылась дверь лифта, и из него вышел мужчина. Я его не знал. Он меня, очевидно, тоже, и сразу спросил: “Сильвен Крет?” — “Он самый”, — ответил я.

Он стоял передо мной на лестничной площадке, ничего не говоря, и улыбался уголками губ. Глаза его смотрели за дверь, которую я загораживал. Внешность у него была невыразительная и, я бы сказал, не слишком приятная. Животик оттопыривал черную сетчатую тенниску под расстегнутой шерстяной курткой какого-то неопределенного цвета. Выглядел он потрепанным и пахнул не то шлюшкой, не то лосьоном для бритья. Он был, кстати, чисто выбрит. Толи пятнышки, то ли прыщики краснели на щеке возле крупного, с горбинкой, носа, очерченного четко, словно согнутый лист бумаги, а улыбка открывала мелкие и слишком редкие зубы.

Тут до меня дошло, что его темные с проседью волосы и безобразная плохо сидящая куртка напоминают мне соседа Жанны в зале аукциона, и не успел я сообразить, что наверняка он-то и привез ее на машине в тот вечер и пожимал ей руку через открытое окно, как этот тип решительно припер меня плечом к дверному косяку и буквально ворвался в мастерскую. Я пошел следом и остановился в двух шагах от него. Он стоял неподвижно и улыбался. Коль скоро помешать ему войти я не смог, то решил его не выпускать и встал так, чтобы отрезать ему путь к отступлению. Но у него, похоже, уходить и в мыслях не было. Он огляделся, потом, все так же улыбаясь, показал пальцем на прислоненную к стене незаконченную картину и произнес:

— Вот он, Стевенс, за которого я заплатил Максу аванс.

Он смотрел мне прямо в глаза, но вполне добродушно, и я все понял.

Я развернулся и пошел закрывать дверь, а он выпалил мне вслед:

— Я большой поклонник, страстный поклонник вашего таланта, мсье.

Я вернулся к нему. Его палец целился теперь в портрет беременной Николь:

— Рик Ваутерс?

— Нет, подражатель.

— Разрешите представиться: Матиас Карре. Мы с вами давно работаем в одной упряжке, хоть и незнакомы. И простите за мое вторжение, но я хотел удостовериться, что это именно вы.

— А если бы это оказался не я, как вы собирались выйти из положения?

— Мне не впервой, и я не боюсь таких положений. Знаете, мой отец был судебным исполнителем. У меня это, наверно, в крови.

— Чем же я могу быть вам полезен? Присаживайтесь, хотите чего-нибудь выпить?

— Чего-нибудь покрепче, если можно.

— Виски?

— Отлично. Извините, я перейду сразу к делу, с такими вещами нельзя тянуть. У меня есть к вам предложение.

— Слушаю вас.

— Вы — совершенно уникальный гений подделки. Никогда ни один эксперт при всем желании не мог усомниться в ваших фальшивках, а от ваших легальных копий, которые мне хорошо знакомы, любого знатока бросает в дрожь. Вы давно работаете на нас при посредничестве некого Макса и — я потрудился навести справки — еще двух человек. Прекрасно, но что-то слишком много получается посредников. А это много потерянного времени и выброшенных денег. Много лишнего риска, много стыковок между участниками дела и много возможностей утечки информации. Предлагаю вам работу с одним-единственным посредником — им буду я — между моим работодателем и вами.

— Продолжайте.

— Мой работодатель — человек с великолепным вкусом. Он собрал огромную коллекцию старинной и современной живописи. Мой работодатель — человек с большими деньгами. Эта коллекция обходится ему в целое состояние, которое уходит на страховку. Он хочет ее окупить. Мой работодатель вдобавок филантроп и демократ. Он хочет, чтобы широкая публика могла любоваться шедеврами его собрания. Мой работодатель, наконец, человек недюжинного ума, и он придумал, как разом решить все эти вопросы.

— Ваш работодатель — Эрнст Яхер?

— Идея моего работодателя такова. Открыть галерею для посетителей, сделать ее музеем. Но платы за вход, как вы сами знаете, недостаточно, чтобы окупить серьезное собрание, — все-таки мой работодатель коллекционирует не пробки от бутылок и не бандероли от сигар. К тому же страховая премия картины, висящей в музее, где любой чокнутый турист может порезать ее ножом или измазать несмываемым маркером, иная, чем если та же картина хранится в сейфе швейцарского банка. По договоренности со своим страховщиком, человеком надежным, мой работодатель намеревается выставить в музее копии, такие совершенные, какие под силу сделать только вам. Таким образом он не только защитит уникальные произведения искусства от актов вандализма и вредного воздействия света, но и облапошит страховую компанию, которая в этом случае вполне окупит стоимость коллекции и даже, что немаловажно, позволит со временем ее пополнить. Улавливаете мою мысль?

— Более чем. Ваш работодатель, я полагаю, не собирается оповещать мир о том, что в его музее будут выставлены только копии.

— Еще чего не хватало!

— Стало быть, он застрахует фальшивки, которые ничего не стоят…

— Ну, это уж вы хватили! Скажем так, которые стоят значительно меньше.

— …он застрахует фальшивки, которые стоят значительно меньше, де-юре как оригиналы, но фактически заплатит куда более скромную сумму за копии.

— Совершенно верно. На самом деле, мой работодатель платит полную сумму, а страховщик возвращает ему разницу на руки.

— Как же им удастся сохранить это в тайне?

— Они знают, как делаются дела, за них не волнуйтесь. Но это нас с вами уже не касается, а мы будем работать следующим образом. Я приношу вам картину, а через некоторое время забираю две, совершенно идентичные, запакованные. Просите у меня любые краски, кисти и прочее, что может вам понадобиться, чтобы результат работы был идеальным, — а он должен быть идеальным, — какие угодно, даже самые редкие, и я вас ими обеспечу. Искать и находить — это моя профессия. Вас, например, нашел тоже я. Не сочтите за лесть, вы — самая большая редкость, которую мне удалось отыскать, и я этим горжусь. Вы гений, и этим все сказано. Так вы принимаете мое предложение?