Зэди Смит - Белые зубы

— А знаешь, — сказал, помолчав, Арчи, — когда я отбывал из Филикстоу, мне показали новую дрель, она складывается пополам, и на нее можно насаживать разные штуки — гаечный ключ, молоток, даже открывалку. Очень, думаю, удобно в походных условиях. Доложу тебе, мне чертовски такую хочется.

Какое-то время Самад вглядывался в Арчи, затем покачал головой.

— Давай войдем. Болгарская кухня переворачивает желудок. Мне нужно вздремнуть.

— Ты чего-то бледный, — заметил Арчи, помогая ему встать.

— Это за грехи, Джонс, за мои грехи, я еще грешнее, чем сам грех, — хихикнул себе под нос Самад.

— Что ты сказал?

Арчи почти тащил его на себе.

— Я съел нечто такое, — Самад перешел на чеканный английский, — что со мною не сочетается.

Арчи было отлично известно, что Самад ворует из кабинетов морфий, но, похоже, Самад от него таился, поэтому, сгружая его на матрас, он сказал только:

— Давай тебя уложим.

— Когда все закончится, мы встретимся в Англии, хорошо? — выдохнул Самад в матрас.

— Да. — Арчи представил, как они станут прогуливаться по брайтонскому пирсу.

— Потому что ты англичанин каких мало, сапер Джонс. Я считаю тебя своим другом.

Не будучи уверенным, считает ли он Самада своим другом, Арчи все же счел необходимым ответить на такие сантименты мягкой улыбкой.

— Году в семьдесят пятом мы с женой пригласим тебя пообедать. Мы превратимся в толстопузых богачей, восседающих на горе денег. Мы непременно встретимся.

Чуя в заморской еде подвох, Арчи вяло улыбнулся.

— Мы будем дружить всю нашу жизнь!

Уложив Самада, Арчи нашел себе матрас и устроился на нем спать.

— Спокойной ночи, друг, — совершенно счастливым голосом сказал Самад.

Наутро в городок приехал цирк. Разбуженный криками и улюлюканьем, Самад натянул форму и здоровой рукой подхватил пистолет. Оказавшись на залитом солнцем крыльце, он увидел русских солдат в защитного цвета гимнастерках: одни играли в чехарду, другие выстрелами сшибали друг у друга с головы консервные банки или метали ножи в насаженные на палки картофелины, на каждой из которых красовались черные усики. Подкошенный внезапной догадкой, Самад опустился на ступени и, со вздохом сложив на коленях руки, подставил лицо жарким солнечным лучам. Мгновение спустя на крыльцо, размахивая пистолетом, вылетел готовый к бою Арчи в полуспущенных штанах и с перепугу выстрелил в воздух. Цирковое представление продолжалось как ни в чем не бывало. Самад, устало потянув Арчи за брюки, жестом поманил его сесть.

— Что тут происходит? — спросил Арчи, глядя на него еще не прояснившимися после сна глазами.

— Ничего. Абсолютно ничего не происходит. На самом деле все уже давно произошло.

— Но эти люди, наверное….

— Взгляни на картофелины, Джонс.

Арчи ошалело уставился на него.

— При чем здесь картошка?

— Это картофелины-гитлеры. Овощи-диктаторы. Экс-диктаторы. — Он снял с палки одну из них. — Видишь эти усики? Она окончена, Джонс. Кто-то окончил ее за нас.

Арчи глядел на картофелину в его руке.

— Словно автобус, Джонс. Мы пропустили эту чертову войну.

Арчи высмотрел в гуще картофельного сражения долговязого русского парня и крикнул ему:

— По-английски понимаешь? Давно она закончилась?

— Война? — недоверчиво рассмеялся тот. — Две недели назад, товарищ! Хочешь еще повоевать, поезжай в Японию!

— Словно автобус, — повторил, качая головой, Самад. В нем закипала бешеная ярость, гнев перехватывал горло. Война была его шансом. Он хотел приехать домой покрытый славой, а затем триумфатором вернуться в Дели. Когда еще появится такая возможность? Подобной войны больше не будет, это факт. Тем временем солдат, ответивший Арчи, подошел ближе. Он был одет в русскую летнюю форму: тонкую гимнастерку со стоячим воротником и мягкую бесформенную пилотку; пряжка пояса, крепко сидящего на его внушительной фигуре, поймав солнечный луч, запустила зайчиком в глаз Арчи. Когда зрение вернулось, Арчи принялся рассматривать широкое открытое лицо, левый глаз с легкой косинкой и песочные, торчащие во всех стороны волосы. Этот русский солдат казался радостным порождением яркого утра, а его беглый, с американским акцентом, английский, хлестал в уши, как прибой.

— Война закончилась две недели назад, а вы не знаете?

— У нас радио… не… — только и сумел выдавить Арчи.

Расплывшись в улыбке, солдат энергично потряс им руки.

— Добро пожаловать в мирную жизнь, джентльмены! А мы считали, что это у нас информация хромает! — И он снова раскатисто захохотал. Затем поинтересовался у Самада: — А где остальные?

— Остальных нет, товарищ. Остальные из нашего танка погибли, а о дивизионе никаких вестей.

— Так вы здесь были не по заданию?

— Э-э… нет. — Арчи вдруг смутился.

— Какая разница, товарищ, — сказал Самад, чувствуя, как сводит желудок. — Война окончена, так что какие у нас могут быть дела? — Здоровой рукой он пожал русскому руку и хмуро улыбнулся. — Пойду-ка я внутрь, — щурясь, произнес он. — А то шары режет. Приятно было познакомиться.

— Да, очень, — сказал русский. Он проводил Самада глазами и, когда тот скрылся в глубине церкви, повернулся к Арчи.

— Странный парень.

— Хмм, — отозвался Арчи. — А вы здесь чего? — Он взял предложенную русским самокрутку. Выяснилось, что этот солдат и семеро его товарищей направляются в Польшу, чтобы освобождать трудовые лагеря, о которых люди изредка украдкой друг другу рассказывали. А здесь, западнее Токая, они задержались ради поимки нацистского преступника.

— Но тут никого нет, приятель, — вежливо возразил Арчи. — Только я да этот индиец, да деревенские — сплошь старики и дети. Другие — в раю или адью.

— В раю или адью… в раю или адью, — повторил, развеселившись, русский, вертя в пальцах спичку. — Хорошо сказано… забавно. Да нет, понимаешь, мы бы тоже так думали, но у нас есть надежные данные — от вашей же разведки, — что в том доме сейчас скрывается один старший офицер. Вон там, — он махнул рукой в сторону дома на горизонте.

— Доктор? Деревенские пацаны нам о нем говорили. Он, должно быть, обделается со страху, когда узнает, что вы все за ним пожаловали, — любезно заметил Арчи, — но ребята сказали, что это просто больной малый, доктор Болен, так они его называют. Ой, так он, выходит, не англичанин? Предатель или что-то в этом роде?

— Что? А, нет. Нет, нет, нет, нет. Это доктор Марк-Пьер Перре. Молодой француз. Талант. Очень одаренный человек. Еще до войны занимался научными разработками для нацистов. Работал над программой стерилизации, потом искал способы легкого уничтожения людей. Темные немецкие делишки обделывал. Очень фашистам был предан.

— Вот те на, — протянул сбитый с толку Арчи. — И что вы с ним?