Элисон Лури - Иностранные связи

Двадцать минут спустя, когда в зоне выдачи багажа почти никого не остается, лента конвейера подтаскивает наконец и чемодан Винни; один уголок у него смят, замок с того же боку открыт. Винни так устала и измучилась ожиданием, что у нее нет сил ни радоваться, ни думать об иске за убытки. С унылым видом снимает она чемодан с конвейера и громоздит на тележку. Таможенный инспектор, позевывая, взмахом руки пропускает Винни в вестибюль, где, несмотря на поздний час, все еще ждет многоязычная толпа. У одних на руках дети, другие держат таблички с именами тех, кого должны встретить. Когда входит Винни, все сначала глядят на нее, потом ей за спину. Смотрят, машут руками, кричат, бросаются вперед, тянутся к друзьям и родным, оттесняя Винни в сторону.

Винни, которую никто не ждет и не встречает, бросает еще один тревожный взгляд на часы, ахает и устремляется с тележкой через весь зал к выходу, а позади нее трусит Фидо. Вскоре Винни начинает задыхаться, сердце готово выскочить из груди — надо сбавить шаг. Дело ясное: она стареет, слабеет и телом, и духом. Сумки тяжелеют с каждым разом; не за горами тот день, когда Винни, совсем немощная и больная, не сможет ездить одна — а больше ей ездить не с кем; Фидо трется о ноги Винни и горестно посапывает. Прекрати! Сумки тяжелее обычного, потому что Винни едет надолго и вещей взяла больше. Только и всего. А автобус, конечно, подождет — ведь сегодня все рейсы задерживаются. Ни к чему спешить, думает Винни. Ни к чему выбиваться из сил, беспокоиться.

И ошибается, как оказалось. Когда Винни, осторожно толкая тележку, выходит на залитую дождем ночную улицу, от остановки чуть поодаль отъезжает красный двухэтажный автобус. Ее криков «Стойте! Подождите!» то ли не слышат, то ли не желают слышать. Хуже того, на стоянке ни одного такси — только очередь измученных людей. Винни тоже стоит и ждет, продрогшая, усталая, и тоска после перелета накатывает на нее холодной соленой волной. Что она делает здесь среди ночи, в этой каменной пустыне? Зачем ехала так далеко и столько денег пустила на ветер? Никто ее не звал, никто не ждет — ни здесь, ни в другом месте. Никому не нужно ее дурацкое исследование детских стишков. Фидо забрался на помятый чемодан и протяжно воет.

Если я сейчас же не сделаю что-нибудь толковое, с ужасом понимает Винни, я тоже завою. Из горла уже рвутся рыдания, слезы наворачиваются на глаза.

Что-нибудь толковое… Но что? Можно, конечно, вернуться в аэропорт и вызвать такси, хотя здесь они вечно опаздывают. И дерут бешеные деньги. А если и впрямь сдерут — хватит ли обмененных перед полетом фунтов?

Впрочем, о деньгах пока волноваться рано. Переведя дух, Винни поворачивает с тележкой в сторону аэропорта в надежде, что откуда-то чудом появится такси. Никаких такси, разумеется, нигде не видно — только толпа туристов из «Сан-Турз» ждет посадки на заказной автобус. Винни готова уйти, когда ее окликает мистер Хоббс-Мампсон. Теперь на нем светло-коричневая ковбойская шляпа с перьями и куртка из овчины мехом внутрь; он с ног до головы обвешан фотоаппаратами — ни дать ни взять карикатура на американского туриста с Дикого Запада.

— Привет вам еще раз! Что стряслось?

— Ничего, — отвечает Винни подчеркнуто спокойно, подозревая, однако, что по лицу ее всем очевидно обратное. — Просто ищу такси.

Мистер Мампсон оглядывает пустой, залитый дождем, освещенный фонарями асфальт.

— Что-то их тут не видать.

— Нет. — Винни робко, натянуто улыбается. — Похоже, в полночь все такси превращаются в тыквы.

— Как? A-а! Ха-ха-ха! Слышьте-ка, а поехали с нами? Автобус везет нас в Лондон. В брошюре сказано, гостиница в самом центре столицы. Там-то вы точно такси поймаете, ей-богу.

Пропустив мимо ушей слабые протесты Винни, мистер Мампсон исчезает в толпе и минуту спустя возвращается с заверениями, что все устроилось как нельзя лучше. К счастью, Винни с мистером Мампсоном заходят в автобус последними и места им достаются далеко друг от друга, так что Винни избавлена от разговоров.

Дорогу до Лондона для Винни застилает туман усталости. За границей она бывала не однажды, но в туристическом автобусе едет в первый раз в жизни и надеется, что в последний. Разумеется, Винни часто видела их на улицах, со смесью жалости и презрения смотрела, как туристы сидят в тесноте и мутными рыбьими глазами таращатся сквозь толстое зеленое стекло своего передвижного аквариума на чужой, безмолвный мир снаружи.

Автобус подъезжает к большой безымянной гостинице, на стоянке рядом с которой и в самом деле ждут несколько такси. Мистер Мампсон помогает Винни уложить в одно из них багаж, и она расстается с новым знакомым, искренне поблагодарив его и совсем не искренне согласившись, что «хорошо бы как-нибудь еще свидеться».

Уже почти час ночи. Пока такси несется к северу сквозь пелену дождя, измученная Винни гадает, какие новые злоключения ждут ее в квартире на Риджентс-парк-роуд, которую она третий раз подряд снимает у одного оксфордского преподавателя. «Не иначе, соседей нет дома, — скулит Фидо, — и не у кого взять ключи. Или жутко грязно. Или света нет. Уж если не везет, так во всем и до конца».

Однако молодая женщина из квартиры на первом этаже оказывается дома и еще не спит; ключи без труда поворачиваются в замках; выключатель на старом месте, сразу за дверью. И все тот же белый телефон, и стопка телефонных книг в светлых обложках («А-Д» — кремовая, «Е-К» — цвета розовой герани, «Л-Р» — зеленая, словно папоротник, «С-Я» — голубая, как незабудки), на страницах которых прячутся имена всех лондонских друзей Винни. Диван и стулья на прежних местах, справа и слева над камином поблескивают гравюры с видами Оксфорда в золотых рамках. На чистой каминной решетке по-прежнему висит бумажный веер, такой же белоснежный, как эмалированные горшки с плющом на веранде. Во второй раз за вечер к глазам Винни подступают слезы, только сейчас это слезы облегчения, даже радости.

Никто не видит — почему бы и не поплакать. Вся в слезах, Винни втаскивает сумки в квартиру, запирает дверь на засов. Она наконец дома, в Лондоне.

На станции метро «Ноттинг-Хилл-Гейт» высокий темноволосый красавец американец ждет поезда в восточном направлении. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, он разглядывает яркие, но в грязных подтеках, рекламы продуктов, которые ни за что не станет покупать: шоколадных конфет «Черная магия» и сигарет «Крейвен». Привыкший внимательно вчитываться в тексты (молодой человек преподает в университете английский язык и литературу), он удивляется про себя: как могут англичане покупать конфеты, чье название связано со злыми чарами, и сигареты «Трус»? [1] «Craven» по-английски означает «трус». — Здесь и далее примеч. перев. Может быть, у этих блестящих плакатов на самом деле мрачный подтекст? Неужели блондинка с алыми губками, которая протягивает коробку конфет, замышляет околдовать или отравить гостей? А веселые парень и девушка с сигаретами втайне боятся друг друга? Фреду Тернеру, в его нынешнем настроении, обе сцены кажутся пустыми и фальшивыми, даже зловещими, как и сам город.