Николай Шмигалёв - Почти как три богатыря

Богатыри, зная одну главу из интернационального уголовного кодекса гласившую – «победителей не судят» – не забивая себе головы подобной юридической «эквилибристикой» пошли себе дальше и совсем вскоре остановились у противоположной границы королевства с наспех приколоченной табличкой «WELCOM на ЕХIТ» на пограничном столбе.

Доброжелательный, дальше некуда, бородато-бакенбардный швейцар, в таком же картузе и макинтоше как и у Йодля (кстати, с недавнего времени особо опального безработного) без лишних вопросов поднял перед путниками шлагбаум и застыв в глубоком реверансе, всем своим видом показал троице радушную пантомиму «идите, идите, милости просим не задерживаться».

– Молодой человек! – учтиво обратился Царевич к пожилому швейцару.

– А это что за «терра инкогнита»? – махнул он рукой на заросшую ягелем скалистую неприветливую землю в туманной дымке, раскинувшееся на их легендарном пути.

– Э-э-э. – промычал швейцар нечленораздельно (по последней директиве ему категорически строго воспретили разговаривать с кем бы то ни было, особенно если это трое иностранных богатырей, смахивающих на хипплиеров, дабы не огорчить их нечаянно, а не ответить им тоже было страшно – вдруг рассердятся).

– Ты что, немой? – пришёл ему на выручку Сероволк.

– Так точно-с! – не проявил свою, некогда завидную выдержку, швейцар, проболтался. – Немчура-с мы-с, эс-сэ-сэ-сэр! – выпалил он заикаясь, и, поняв, что ляпнул лишнего намного больше чем предписывала директива, больно прикусил свой предательски лживый язык, аж застонал, бедолага.

Яков многозначительно переглянулся с товарищами.

– Вот заливает! И даже глазом не моргнёт! – проницательно разгадал швейцарову уловку Царевич. – И стонет-то как натурально, как настоящий немчик.

– Ну-ка отвечай – чьи земли дальше за вашим кордоном? – с ненавязчивой угрозой в тоне голоса, пристал Сероволк к «погранцу». – А то твоё молчание боком выйдет!

Швейцар, только крепче сжав губы, загрустил по былым временам, по тем временам, когда на границе он был сам себе царь, ревизор и бог, и сам решал, кого, за сколько и в какую сторону пропускать. А теперь совсем житья на границе не стало, даже рта не раскрыть.

– Гляньте, братцы, как воды в рот набрал, стоит! – оскорблёно возмутился цыган. – Все ведь слышали, что ты говорить умеешь. Отвечай, я тебя спрашиваю!

– Ну всё, хварэ горячиться, Яшенька! – осадил его Василевс, которому надоело наблюдать цыганскую гоп-сценку. – Товарищ при исполнении, чего ты к нему пристал?

– А я чо, а я ничо! – пожал плечами Яков. – Просто хотел спросить, что там за туманами. А он мычит перед правильными мужиками как корова дойная. Грех не придраться.

– А там, дорогой мой человек, если не врут глобусы древних глобографов, – сказал Премудрый, покрутив пальцем вокруг шара на трости. – Раскинулась великолепная Викинпедия – суровая земля варяжских викингов. За ней только великое Студён-Ледовит-море остаётся. Я правильно говорю, месье?

– Угу-угу! – закивал швейцар, вновь гостеприимно указав на выход.

– Ну всё, пошли, ребята, хватит человека доставать! – сжалился над швейцаром Иван и взяв остаток богатырского трио под руки, дружно выдворился с ними из ставшего в одночасье дружественным королевства. Шлагбаум со свистом опустился за их широкими спинами и мокрый от внутреннего напряжения швейцар строевым потопал писать рапорт по собственному желанию (а какое у него было желание, наша история нарочно умалчивает, чтобы интрига сохранялась).

Так, практически неприметно, богатыри из королевства-побратима вторглись, да простят меня женщины и дети за выражение, в самое настоящее конунгство, ту самую варяжскую Викинпедию – родину рыжих мореходов, я бы даже сказал мореплавателей.

Спустя пару часов после легендарного побоища, царь-батюшка Владибор Ильич, выбравшись из грязелечебного бассейна, омывшись и надев халат с двуглавыми мишками, неожиданно получил официальный документ с заголовком «НОТА ПРИВЕТСТВИЯ» (причём слово «приветствия» было дописано пером над аккуратно зачёркнутым словом «протеста»). «Ноту» им занёс лично, обычно напыщенный и спесивый, полномочный посол короля Пропистона сэр Майлрус, который с неожиданными поклонами и реверансами зачитал суть дела, изложив заверения в вечной дружбе между «отныне и вовеки веков братскими государствами», и восхищение (правда без подробностей) тремя царскими чудо-богатырями. К «ноте» прилагался длинный чек об уплате внешнего долга государя и пригласительная виза, действующая на всей территории «Евландиийского антантуса».

– Не знаю, что эти мошенники там откаблучили, – сказал на досуге довольный государь недовольному боярину Годуновичу. – Но, что бы они там ни натворили, а всё-таки молодцы. Эх, молодцы! Жаль, что их королевич Полисей угробит, хотя и не факт, я вам скажу, батенька, не факт.

Будь государь обычным демагогом, он бы наверняка бы ещё добавил, что «пора бы наш державный застой сменить бескомпромиссной опалой для казнокрадов и прилипал, оттепелью для инакомыслящих и перестройкой хижин да дворцов». Но он был всё таки суеверным монархом и не стал лишним трёпом отгонять, как ему почудилось в тот момент, вернувшуюся в страну Шамаюн-птицу с крыльями цвета морской волны.

С этого дня внутренний мир самодержца стал медленно но верно гармонизироваться с окружающим миром, а жизнь в тридевятом (по последнему рейтингу иноземной политико-деловой многотиражки «Форбпирус» почти уже тривосьмом) государстве стала также, незаметно для невооружённого интеллектом глаза, меняться.

«Может всё-таки бросить его, – сквозила в опалённой голове королевича, искоса поглядывавшего на безжизненно свисавшего с коня Ихтиандро, шальная мысль. – Всё равно ведь, бедолага, не жилец, да и птиц можно будет отвлечь ненадолго».

Дело в том, что некоторое время назад к их незадачливому трио, уже несколько раз натыкавшемуся на обглоданные скелеты диких дромадёров (королевич до сих пор наивно думал что это «искалеченные лошади») неведомо откуда присоединилась ещё одна неординарная парочка – два ободранных, тощих, но весьма настырных грифа, которые больше всего нервировали итак ослабшего духом Искалибура.

Падкие на всякую падаль падальщики (фу, какая отвратительная тавтология), случайно наткнувшиеся в безжизненной местности на почти издохшую, правда, ещё чудом передвигавшуюся пищу, сразу застолбили все три блюда за своими пернатыми персонами и, без устали наматывая круги над головами, безнадёжно ковылявших по пустыне путников, терпеливо ожидали заветного обеденного часа. А ждать эти общипанные хлопцы могли ой как долго.