Михаил Липскеров - Черный квадрат

И опять три удара молотком, и опять представление. Протягиваю руку за своей плачущей маской, но Арлекин протягивает мне свою! Смеющуюся! Он предлагает мне сорок минут молодости! Молодости Арлекина... И вот я опять смеюсь. Как сорок лет назад.

Фантина играет вступление, Коломбина выбегает на сцену, за ней Арлекин в моей маске Пьеро. А потом выбегаю я. Дальше я что-то смутно помню, но не все. Помню, как ударился копчиком о скамейку, помню хруст, но не помню: копчика или скамейки. Помню шепот Арлекина: «Держись, дед, еще немного, дед. Фантина, помогите мне его вынести». И непрекращающийся свист зрительного зала.

...По сопливой от весенних дождей дороге ползет наш фургон – сначала в лагерь гуситов, потом на Нижегородскую ярмарку, а к зиме в Сергиев Посад на закрытый корпоратив по случаю престольного праздника благоверного о. Сергия Радонежского. На облучке сидит Фантина. Сзади фургона идут Коломбина и Арлекин. А в фургоне еду я. Впрочем, не уверен. Сейчас бы молока выпить (умер, значит) или «Сливове крепкого» закарпатского облхарчпрома (нет, все-таки жив). Стоном обозначаю свое присутствие в этой жизни, и под полог фургона протягивается мягкая женская рука с кружкой того самого «Сливове крепкого» закарпатского облхарчпрома. Сливове как сливове, а вот рука... Это не переплетение жил Фантины, не синеватые, но уже прикрытые мозолями пальцы Коломбины и уж, конечно, не цирковая рука Арлекина. Хотя бы потому что рука женская. Ощупываю руку. О господи... На безымянном пальце левой руки обнаруживаю колечко.

И вот я лежу в фургоне, измолотый поневоле Арлекином (ведь балаган маст гоу он) и годами разнонеумеренной жизни и удивительно четко каждой клеткой своей дряхлой кожи понимаю, что это был мой последний кульбит. Бенефис, сопровождаемый не букетами цветов и аплодисментами, а слизью порченых помидоров и сопливыми песнями Тани Булановой. (Ничего против нее не имею, просто записываю эти слова под какую-то из ее песен.) И тут эта рука. Я не до конца мертвый! А где-то, может быть, и живой. Дождь по должности и по литературному состоянию момента тукал по крыше фургона. Где-то сзади тихо о чем-то переговаривались Коломбина и Арлекин, что-то невнятное напевала с козел Фантина, а мои артритные пальцы гладили тонкие пальцы с невидимыми в темноте голубыми прожилками. А потом руки раздели меня, провели по векам, из-под которых сочились слезы, и мягко заткнули рот, из которого был готов выплеснуться старческий, жалостливый к себе плач. Даже не плач, а скулеж. Ибо драный старый пес плакать уже не может, потому что в плаче содержится какая-никакая, а сила. А во мне силы уже не было. Поэтому я только тихо и благодарно скулил. Ко мне прижалось молодое тело – точно такое, как тридцать или сорок, а может быть, и все пятьдесят два года назад. Казалось бы, мне должно быть стыдно, что я ничем не могу ответить этому телу. И за что, за что мне все это?! Я целовал это тело, прижимался сухими шелушащимися губами к голубым даже в темноте пальцам и возвращался к жизни. И ее тело под моими поцелуями истаивало, истончалась кожа, постепенно выпирали кости, а в моих пальцах оставались клочки почти бесплотных волос. А потом Лолита исчезла совсем. Потому что это была не Лолита. Колечко оказалось не из нефрита. А я заснул. И видел ее во сне. А Коломбина вообще не носила колец.

Жара... жара... жара... Но вот скоро вечер, и тогда прохлада придет на берег моря Галилейского. И придет третий день моего пребывания в Кане Галилейской. Болтаюсь здесь без дела. Давно бы смотался в Эйлат, погужевался бы с нашими от души, но Хаванагила сказал, что именно в Кане и именно в этот день я увижу Лолиту. Она будет на свадьбе одного пацана, сына местного чиновника. Над парнишкой неделю назад совершили обряд бармицве, и он был готов к продолжению рода. Лицо невесты было скрыто под покрывалом. Молодые в сопровождении родителей, прошли по проходу синагоги и остановились под хуппой. (Для тех, кто недостаточно сведущ в иудейских свадебных традициях, сообщаю, что хуппа – полог, символизирующий шатер, в котором в древние времена жених впервые делал невесте любовь.) Они глотнули вина. Не так чтобы уж очень, а символически. Мол, невеста уже того... Поняли?.. Нет?.. Ладно, намекаю намеками. Чтобы не осквернить бытовухой святость иудейского брака. Итак, фильм «Рембо» видели? Как его полное название?.. Ну-ну-ну... Правильно! Первая что?.. И так далее.

– Дама в черном получает приз – «Книгу о вкусной и здоровой арабской кухне».

И раввин их благословил.

– Да не вас, дама в черном! Вы тоже хотите?.. Хаванагила, разберись с дамой в черном. Вон тот хасид с пейсами, запутавшимися в бороде, по-моему, неровно к ней дышит.

Потом жених надел невесте золотое колечко. Простенькое-простенькое... Чтобы не подумали, что невеста выходит замуж по расчету. Потом раввин зачитал кетубу – свадебный контракт. То есть расчет все-таки есть. Евреи все-таки. Без расчета все-таки никак. Но с обеих сторон. Ну и благословил молодых. А потом глотнули еще по глотку винища. Разбили бокалы к такой-то матери, и в хуппе остались вдвоем. Наедине. Чтобы закрепить! Символически.

– Дама в черном! Хасид с запутавшимися пейсами! Вы закончили?.. Я рад за вас... Родители, благословите детей... Кто у жениха?.. А, это вы, дама в черном?.. А отец где? Оставил жену и детей, все бросил и за каким-то Иисусом по Самарии шляется?.. Ну да ладно, Бог ему судья. А теперь родители невесты! А, это вы, хасид?.. А где мать?.. С отцом жениха ушла. Ну, евреи, вы даете! Да ведь у вас же все как у людей!

– Теперь для полного соблюдения традиций нужно еще пять благословляющих... Самых уважаемых... Ну?.. Кто?.. Вы кто, молодые люди? Наклонитесь, чтобы я мог расслышать, что вы говорите... А, понял... Стартовая пятерка баскетболистов «Маккаби». Правильный выбор.

– Ну, а теперь честным пирком и за свадебку. Налей вина, хозяйка, и хлеба дай, хозяйка.

И все сели за столы. Вино текло рекой, сосед поил соседа. Евреи пили весьма прилично, но в рамках приличия. Но вина все равно не хватило. А когда его хватало? А магазины закрыты. Дело происходило во времена ограничения.

И стояло тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или три меры. И Хаванагила говорит баскетболистам:

– Наполните сосуды водой.

И наполнили их до верха.

– А теперь, – говорит Хаванагила, – почерпните и несите к тамаде.

Тот хлебнул и возрадовался:

– Спасибо тебе, о Адонаи, что дал вина нам для этой свадьбы! – И понеслось...