Михаил Липскеров - Черный квадрат

– Мне кажется... Я повторяю, мне кажется, что... русская... мечта... заключается в том... чтобы сгинула американская.

– Не клевещи на русский народ!

– Ну, не всего русского народа. У части русского народа русская мечта, чтобы у него сбылась американская.

– Так, – несколько пригорюнился я, – что еще, что еще натворили потомки Сифа и Лолиты?

– Стишки пописывали. Мандельштам – из Елмодаамовых, Пастернак – из Еверовых, Бродский – из Ионаккановых. В шахматишки поигрывали: Ласкер – из Матфатовых, Ботвинник – из Зоровавелевых, Таль – от Семеива, Спасский – тот вообще образовался на пересечении колен Наггея и Еслима. Ну, и в революции вашей тоже много чего наворотили: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Землячка и тысячи других. Что не делает чести Иоссии, Ирову, Елмодаму, Косаму. Рвут пейсы на том свете. А Косам, к примеру, во искупление вины своего потомка отправился добровольцем в горячую точку: прямо в ад.

– Вот! Гады! Ввергли Россию! В пучину! Смутили доверчивый русский народ!

– Ну, не совсем так... В 1909 году один русский философ, Василий Васильевич Розанов, юдофил и антисемит в одном флаконе, писал одному литератору, Гершензону Михаилу Осиповичу, еврею и славянофилу в другом флаконе: «Не евреи русских, а русские развратили евреев. Развратили политически, развратили революционно».

– Ты все сказал?

– Нет. Семьдесят второе колено Иоссии, шестьдесят восьмое Мелхии, шестьдесят второе Амоса и Зороавава эмигрировали из Одессы в Америку. Так начался Голливуд. Ну и вас, Михаил Федорович, вся эта вакханалия с потомками Сифа и Лолиты тоже коснулась.

– Говори, все говори, – смирился я.

– Вы Утесова любите?

– Леонида Осиповича?! Спросил тоже!.. Да он мне путевку на эстраду дал!..

– Ну, в общем-то, это не самая большая его заслуга. Он – от Иосифа. Так вот, к его появлению на свет вы имеете самое непосредственное отношение.

– Что, – изготовился пошутить я, – у меня был интим с его матерью?..

– Лучше, я думаю, обойтись без пошлостей.

– Извини, – сказал я, густо покраснев.

– В один из весенних дней 1895 года Мясоедовская улица, что на Молдаванке в городе Одессе, огласилась истошным воплем: «Мадам Гуревич! Поторопитесь уже! Мадам Вайсбейн готова рассыпаться!» Мадам Гуревич, привилегированная акушерка города Одессы, поспешила и через три часа приняла младенца Ледю Вайсбейна, который впоследствии и стал Леонидом Утесовым. А мадам Гуревич – это ваша прабабка по отцовской линии. Мать матери вашего папы. Она – пятьдесят восьмое поколение Амоса.

– Так, – смирился я, – надеюсь, это все?..

– Нет, не все. В пятьдесят втором поколении Елиакима, что в шестнадцатом поколении Сифа и Лолиты, родится Иаков. Иаков родит Абрама, Ивана и Файтеля. Абрам и Иван станут известными русскими журналистами XIX века, а Файтель родит Александра, Георгия и еще двоих сыновей, имена которых мне неизвестны. Александр закончит Парижский университет и станет известным адвокатом. В 1911 году Александр родит Федора, названного так в честь Файтеля, а матерью Федора станет дочь привилегированной акушерки города Одессы мадам Гуревич. Федор родит Михаила, который станет Михаилом Федоровичем Липскеровым, с которым я сейчас и беседую. Таким образом, Михаил Федорович, если вы порушите брак Сифа и Лолиты, то эта беседа не состоится. Так как не состоитесь и вы. И не встретитесь с Лолитой здесь, в Кане Галилейской. А также и потом. И эта книга не будет написана. Так что выбирайте. Или хватайте Лолиту, порушьте мир и станьте собственным убийцей, или ищите Лолиту через потом...

– Господи! Великий Господи! Как же так?.. Всю жизнь искать!.. И вот... Господи Боже ж ты мой!..

Я рыдал на плече Хаванагилы, а свадьба меж тем катилась к своему концу. Вот Сиф встал из-за стола, помог подняться Лолите и повел к шатру. Чтобы взойти с ней на свадебное ложе. И на ложе познать ее. Это свадебное ложе. Так принято – познавать свою жену на свадебном ложе. Для этого и существует свадебное ложе. А для чего же еще нужно свадебное ложе. Как не познать свою жену. А потом свадебное ложе будет уже не свадебным ложем. А будет спальной кроватью. И ничем больше.

Лолита остановилась, глядя на меня. Я потянулся к ней, но остановился. И вот Лолита уже входит в шатер. Но застывает. Как и все остальные.

– Михаил Федорович, Михаил Федорович, – потряс меня за плечо Хаванагила, – подарите молодой колечко. Чтобы потом найти ее по нему.

– Да где я тебе возьму колечко?! Ночью! В Иудее! Без гроша за душой. (Понятия не имею, как в Иудее назывался грош.)

– А вот с пальчика у себя снимите.

– С какого, на х...й, паль...

Я посмотрел на свои руки. Ох, б...дь! На безымянном пальце левой руки у меня было нефритовое колечко.

– От-т-т-куда оно?

– А это вам бабушка Фанни Михайловна после смерти оставила. А вы просто позабыли...

Действительно позабыл... Как же я мог...

– Подарите его молодой... По этому колечку вы ее и найдете. Потом. Когда пройдут времена и придет время...

Я снял колечко и встал из-за стола. Подошел к Лолите, которая будто специально остановилась в ожидании меня, и надел ей на безымянный палец левой руки кольцо. Сиф стоял и вроде бы не заметил нашей с Лолитой общенки. Лолита обняла меня взглядом, погладила румянцем, поцеловала взмахом ресниц и спросила расширенными зрачками:

– Мы встретимся?

Я беспомощно обернулся к Хаванагиле. Он улыбнулся, глядя на нас, и произнес:

– Ищущий да обрящет. Алчущий да насытится. Плачущий да утешится.

Из шатра высунулась рука Сифа и втянула Лолиту.

БАХ. ФУГА ЛЯ-МИНОР

В Италии есть такое местечко, в смысле городок, под названием Кремона. Там испокон веку жили и работали великие скрипичные мастера, которые делали великие скрипки. И таких скрипачей было половина городка. А вторая половина, которая не умела делать скрипки, на них играла. И вот где-то в начале XVII века в Кремоне родился пацан, который умел и делать скрипки, и играть на них. Но была одна загвоздка. Этот пацан к тому времени, когда достиг высот в том и другом, вымахал до шести метров двенадцати сантиметров. И, прижимая струны пальцами, скрипки раздавливал целиком. Таким образом угробил скрипок на двенадцать миллионов долларов по нынешним ценам аукциона Кристи. И это бы еще ничего, потому что он сам их делал и платить ему было не надо. Но он хотел играть на них. Пацан долго думал и слабал скрипку под свои размеры. Правда, к тому времени, как он ее слабал, сам от старости усох до размеров нормального человека. Он уж хотел было этого скрипичного Гулливера выкинуть к porka Madonna, но другой пацан, по имени Микеле Тодини, посоветовал ему поставить эту скрипку на попа и играть на ней стоячим образом. Так была изобретена виолончель.