Эдгар Вулгаков - Течение времени

– Будем спать, старый развратник, а утром пойдем в гараж, попробуем почистить бензином.

После чистки краска исчезла, но появились полосы от бензина. Тогда решили всю спину пиджака протереть бензином, и он стал благоухать как бензозаправочная станция. Пиджак повесили для проветривания на балкон, а сами в одних рубашках, хотя было довольно свежо, отправились в столовую.

После завтрака Алеша забежал в номер, надел свитер и они со Светой пошли приучать Пуську к котеночку. Алеша, лаская Пуську, вытащил из-под нее из будки – двух ящиков из-под фруктов – в которой она была прописана, тряпки, пахнущие псиной. Света потерла этими тряпками котеночка, маленького и еще слепого, и подошла к Пуське. Пуська заволновалась, вскочила, стала усиленно втягивать в ноздри воздух, подошла к Свете и, встав на задние лапы, стала тянуться к тряпью мордой и, дотянувшись до котеночка, лизнула его. И тут же, запрокинув морду, радостно залаяла, и слезы собачьего счастья потекли из ее глаз: Пуська приняла «ребенка». Может быть, она понимала, что ей принесли и не ее щененка, но от приемыша исходил ее родной запах, правда, смешанный с каким-то чужим. И она стала уничтожать этот чужой запах, тщательно вылизывая котеночка, а потом, завалившись на бок, предоставила ему набухшие, полные молока, сосцы.

– Ох, Алеша, какая я счастливая! Обиженная маленькая собачонка Пуська на седьмом небе от своего собачьего счастья. Об этом я напишу в дипломе. Эта пара станет еще одной из достопримечательностей Сочи, когда котеночек превратится в большого сильного кота, и они будут спать, свернувшись в один общий клубок, и есть из общей миски, и кот будет охранять свою приемную мать.

Новость быстро распространилась по санаторию: директор санатория приказал навести на кухонном дворе образцовый порядок, построить настоящую собачью будку, грязные тряпки выбросить, постелить матрасик, поставить эмалированные миски для воды и пищи. Повалили отдыхающие, и каждый старался принести чего-нибудь вкусненького для редкой пары, чем кухня была недовольна:

– Что ли мы их сами не накормим, или мы их не жалеем!

После приема ванн полагался получасовой отдых: кто сидел в мягких креслах на закрытых верандах, кто ложился на топчаны в полутемной комнате, чтобы вздремнуть. Обычно Алеша устраивался с книгой на маленькой веранде, сооруженной, как видно, на месте крыльца. Однажды его соседкой оказалась Валя.

– Алеша, я уже давно к вам присматриваюсь. Вы тот, с кем я могла бы поделиться своими переживаниями. А мне, понимаете, надо, необходимо раскрыть свою душу. А потом вот что еще очень важно: вряд ли наши пути пересекутся в жизни. И моя тайна так и останется моей, если ее будет знать человек, живущий за тысячи километров. Понимаете меня?

Алеша молча кивнул головой.

– Так вот. Стихи Ярослава Смелякова не про мою подругу, а почти про меня. Ему было восемнадцать, а мне двадцать семь, когда он пришел ко мне, окончив школу. Он был моим учеником, увлекся литературой, поступил в педагогический. Он приходил ко мне, мы говорили о его будущей работе в школе, о радости, которую приносит преподавание литературы, о поэзии, о красоте русского языка, о слове. Кончились эти встречи тем, что мы полюбили друг друга. Встречались три года, пока он не женился на другой, только через два года он развелся и перебрался ко мне. Его родители уехали работать на Крайний Север. Ему двадцать три, он недавно окончил институт, преподает литературу в старших классах, как и я, в школе-новостройке на окраине города. О том, что его новая жена, то есть я, – учительница, у которой он учился, пока никто не знает. Мне тридцать два, жду ребенка». Она замолчала, тяжело вздохнув. – Меня мучают строчки стихотворения: «…Я безнадежную старуху средь юных женщин увидал…» И дальше, помните? – «как на угасшую зарю». Я с ужасом думаю о нашем будущем – будет мне пятьдесят, а ему всего сорок один – мужчина, как говорится, в соку, а я угасшая заря. Вот почему я не дала согласие на официальное оформление нашего брака, не хочу его связывать, хотя не представляю, как смогу жить без него. Я знаю, что впереди нас ждут большие трудности… Ваш жизненный опыт не более моего, как я понимаю, но вы так хорошо чувствуете поэзию, у вас чистая душа, я людей понимаю. Что вы скажете о моей жизни, подруги меня терзают, резонерствуют.

Валя надолго замолчала, и Алеша, после глубокого раздумья, наконец, заговорил:

– Валя, вы счастливый человек, у вас любовь. А заглядывать вперед в наше быстро текущее время могут только оракулы, но кто им поверит! «Жизнь прожить – не поле перейти». Живите, не скрывая своего счастья. Сделайте свой дом открытым, собирайте у себя талантливых школьников и студентов. И подруги ваши придут к вам и будут заниматься малышом. Не придут только те, кто готов лопнуть от зависти к вашему счастью, к широте ваших душ, ну и бог с ними. Выбросьте из головы мрачные мысли о том, что вас ждет через десять, двадцать, тридцать лет… Пусть ваш муж поступает в аспирантуру, помогайте ему в этом. А когда родится ребенок, зарегистрируйте брак, чтобы в метрике ребенка не было прочерка. Учеба и защита диссертаций, кандидатской и докторской – надежный фундамент морального и финансового благополучия семьи. Поверьте, у вас все будет хорошо, отлично.

– Большое спасибо, Алеша, вы добрый человек. Я рада нашему разговору, еще раз спасибо. Между прочим, через два месяца состоится защита моей кандидатской. Она уже в ученом совете.

После этого разговора Алеша долго не мог уснуть, раздумывая, имеет ли он право давать советы Вале, если сам не намного старше ее мужа.

Обедать «аяксы» пришли чуть раньше литовских красавиц, чтобы они хотя бы не сразу почувствовали резкий запах пиджака.

Как Алеша ни старался занять подруг разговорами, они почти одновременно поднесли платочки к носу и о чем-то быстро-быстро заговорили, наклонившись друг к другу. Одна из них вытащила из сумочки портсигар, другая зажигалку.

– Алеша, придется сознаваться, я встаю и поворачиваюсь, – тихо сказал Александр Иванович, – теперь действуй ты.

– Инара и Айна, дамы и господа, братья и сестры, папаши и мамаши, дорогие товарищи, не осуждайте нас очень строго! Мой товарищ пострадал за чистоту своих помыслов, когда с высоты фонарного столба, хотел о них сообщить всему человечеству, находящемуся в парке около полуночи. Но столб оказался свежевыкрашенным, и мой товарищ пострадал. Поэтому извините нас за некоторый stink[Вонь, зловоние (англ.).], исходящий от его пиджака, мы сделали все возможное, чтобы не страдало ваше обоняние. Еще я прошу в районе пиджака соблюдать технику безопасности, о чем красноречиво написано на плакате, который я пришпандориваю к пиджаку мэтра. Спасибо за внимание!