Эдгар Вулгаков - Течение времени

– Друзья, в санаторий мы попадем не раньше, чем минут через сорок. Чтобы не замерзнуть и не простудиться, давайте все поднимемся со своих мест и, чтобы согреться, сделаем физические упражнения. Начали…

Настроение у экскурсантов поднялось, кто-то предложил спеть – спели. Светлана попросила Алешу почитать стихи, он согласился.

– Я прочитаю «Элегическое стихотворение» Ярослава Смелякова про женскую долю. Немножко грустное, но такова жизнь.

Все дружно зааплодировали. Теплоход подходил к причалу, и на сходнях к Алеше пробилась миловидная женщина лет тридцати, как показалось вначале, а может быть, моложе, и, дотронувшись до его руки, видимо стесняясь, попросила немного задержаться. На берег они сошли почти одновременно. Алеша помахал рукой Александру Ивановичу и его спутницам: мол, не ждите меня, я вас найду.

– Можно вас звать Алешей?

– Конечно.

– А я Валя. Алеша, вы прочитали стихотворение, которое напомнило мне историю моей подруги. Мне бы хотелось переписать его, можно?

– Хоть сейчас, я вам продиктую.

Они пошли к спальному корпусу, у входа в который их ждала Света.

– Вот и Светик! А мы идем записывать стихи.

Попросив листок бумаги у дежурной, они устроились за столиком в вестибюле. После того как Валя записала понравившиеся строки, Алеша прочитал, как он выразился, на сон грядущий из Рюрика Ивнева:

– Наших искать уже поздно – они уже разошлись по своим опочивальням. А еще надо почитать и погрустить о доме, не так ли?

– Нет, я не согласна, еще рано! – возразила Света.

– Девушки, слушайтесь старших, – с нарочитой строгостью произнес Алеша и отправился отдыхать.

Дни протекали быстро, похожие друг на друга, и вместе с тем такие разные, совсем как в стихах у Рюрика Ивнева. Любители литературы собирались вокруг Алеши, а пошутить и посмеяться – вокруг Александра Ивановича, пока эти две группы буквально через несколько дней не образовали одну с общим желанием интересно и весело провести отпуск. Красавица-грузинка оказалась поэтессой, у нее, оказывается, уже вышли две книги. Иногда она глубоким низким голосом читала свои стихи, донося до слушающих скорее мелодичность, а не смысл слов. На вопрос, о чем стихи, она отвечала:

– О снеговых вершинах гор, или как меняется цвет облаков перед закатом солнца, или о неразделенной любви. Возникает образ… Это приходит и легко, и трудно, по-разному. Но этот процесс создания и мучительный, и радостный. Он приносит счастье. Меня трудно понять, вероятно?

– Совсем нет, – возразил Алеша. Вы говорили о творчестве. Конечно, вашим стихам нужен перевод, но как бы хорошо переводчик ни владел грузинским, все равно он создаст другое стихотворение, лишь немного приближающееся к вашему.

– Да, так!..

– Спасибо, вам, Нана. Даже не зная языка, чувствуешь музыкальность вашей поэзии.

Увлекательный для Алеши разговор о поэзии прервал Александр Иванович:

– Делу время, потехе час, приглашаю всех на танцы.

И вся компания отправилась на танцплощадку. Александр Иванович с Анной Ивановной, кустодиевской красавицей, танцевали под музыку ностальгического и трагичного вальса Арама Хачатуряна. Оказавшись в центре танцплощадки, Александр Иванович опустился перед дамой на одно колено, а Анна Ивановна, не отпуская его руки, стала грациозно, казалось, не спеша, а на самом деле довольно быстро, вальсировать вокруг кавалера, пока он не вскочил, подхватив даму правой рукой, и они вновь вместе стремительно закружились в вальсе. Казалось, партнерша была в полуобморочном состоянии. Далеко не барышня, даже несколько грузная, а танцевала с легкостью необычайной, как юная девушка на первом балу.

– Молодцы, какие молодцы, им первый приз. Первый приз! – зашумели все собравшиеся вокруг площадки. Но массовик объявил, что приз будет вручен по завершении вечера танцев, а сейчас он приглашает всех на танго, фокстрот, румбу… Света потащила Алешу танцевать, несмотря на его уверения, что танцевать он не умеет. А танцевать Алеша действительно не умел, правда, главное он знал: что во время танца надо двигаться в ритме музыки и стараться не наступать партнерше на ноги. Затем он танцевал с Инарой, с Айной, с Валей, и с Наной, и с Анной Ивановной, которой наговорил массу комплиментов, и опять со Светланой, которая увязалась с ним звонить домой, Леночке.

– Светка, ты что меня преследуешь?

– А я хочу о ней все знать.

– Зачем?

– Мне интересно.

– Но это неприлично – влезать в чужую жизнь.

– Прилично, прилично. Я тебя уже давно знаю, и мы с тобой на ты.

– Знаешь, почему на ты? Потому, что ты младенец, малышка – студентка, извини, пожалуйста, еще вчера родители нос вытирали.

– Алеша, почему ты меня обижаешь? Если хочешь знать, у меня в жизни никогда не было насморка, ха-ха!

– Ладно, с тобой все ясно. Побежали!

После разговора Алеши с Леночкой Светлана сообщила ему, что он, судя по всему, очень любит свою Леночку и Танюшку. И что она не будет отбивать его от семьи.

– Дурашка! Лучше рассказывай о себе.

– Алеша, возле кухни ощенилась маленькая дворняжка Пуська. А у нее всех щенят утопили. Ведь это подлость, понимаешь, подлость!

– Да, это подлость! По крайней мере, всех нельзя, так же как плодить их непрерывным потоком тоже нельзя, куда их девать!

– Вот и я говорю: мерзость, подлость, они братья наши меньшие, и мы за них в ответе. А все смеются. А еще я обнаружила только что окотившуюся кошку, у нее котят много, я взяла одного. Ясно?

– Не очень.

– Завтра мы пойдем с тобой его усыновлять. А ночью он будет со мной, я его покормлю.

– Зачем я нужен?

– Нет, нет, с тобой, с тобой! А то опять кухонные рабочие будут смеяться и могут отобрать котенка у Пуськи.

– Хорошо, после завтрака.

Алеша не спал, устроившись в постели с книгой, и где-то около полуночи услышал скрип двери. На цыпочках вошел Александр Иванович.

– Смело топайте по номеру, я не сплю.

– Алеша, выручайте. Мы с дамой сидели на скамейке тихо-мирно в глубине парка. И луна романтично освещала весь парк, кроме этой скамейки в тени кустарника и пальм. Короче, она меня неожиданно отпихнула, и так сильно, что я спиной приложился к фонарю, а его только что покрасили серебряной краской. Моя дама, не будем называть ее имени, стала буквально задыхаться от гомерического смеха, показывая на меня рукой и не будучи в силах произнести ни единого слова. Оказывается, на спине моего единственного пиджака отпечатался этот самый столб. Посмотри, что делать?