Эмилиян Станев - Дикая птица

Перепуганная до смерти, она попыталась взлететь, но что-то ударило ее в правое крыло. Она потеряла равновесие и упала на бок…

Верхушки зарослей зашевелились, и оттуда показался мужчина в высоких сапогах, которые блестели при лунном свете.

Она хотела было скрыться под водой, но перебитое крыло мешало плыть. Тогда она изо всех сил устремилась к полоске ила, ударяя по воде здоровым крылом. Следом за ней со страшным шумом шагал охотник. Волны, вздымавшиеся из-под его огромных сапог, и громкий плеск воды преследовали ее, как неумолимая стихия. Она спешила добраться до канала, в глубоких водах которого можно было бы найти спасение. Но когда она очутилась на полоске ила, охотник ее догнал. И в тот же момент совсем рядом вдруг вспыхнул яркий свет и ослепил ее. Настигнутая снопом света, она вжалась в ил и вытянула вперед шею. Теперь она походила на большую грязную щепку. Несколько воздушных пузырьков и стебелек травы обозначились на освещенной поверхности желтоватого круга, в центре которого она притаилась.

Рука охотника схватила ее поперек спины и подняла как скобу. Сердце у нее заколотилось в широкой мужской ладони, она вытянула шею и устремила скорбный взор на воду — свою стихию, с которой ее разлучали.

Охотник нес ее к зарослям, где снова зажглись огоньки. Он наклонился и поднял из воды ее мертвого сына, голова которого тяжело свешивалась.

Безропотно и покорно она отдала себя в руки судьбы и даже не попыталась освободиться. Она осознавала свою беспомощность перед человеком, сжимавшим ее раненое крыло.

И когда охотник внес ее в этот странный, освещенный изнутри шалаш, где был его товарищ, и положил на застланную рогожкой лавку, утка казалась застывшей — недвижная и безмолвная. Только глаза, которые были устремлены в одну точку и влажно блестели при свете фонаря, подвешенного к потолку, выдавали напряжение, словно она продолжала созерцать реки, озера, водоемы, над которыми пролетала, и бескрайнее удивление по поводу того, что с ней случилось.

Она лишь один-два раза встрепенулась, будто мир, который таился в ней, властно звал ее на волю… Она падала на цементный пол, а охотник поднимал ее и клал на лавку. Пока она наконец не забралась под нее.

Всю ночь до нее доносились шум воды, ударяющейся о стенки засады, кряканье подсадных уток и тихие голоса двух охотников. Когда раздавался выстрел или же приподнималась тяжелая крышка, она вздрагивала и жадно прислушивалась к звукам, идущим снаружи…

Начинало светать. Через крышу шалаша просачивался утренний свет. Охотники погасили фонари и убрали все дощечки, которыми были прикрыты бойницы.

Она не видела охотников, только слышала их голоса. Мир человека, который так ее угнетал, продолжал довлеть над всем ее существом. Болело раненое крыло. На груди запеклась кровь. Но она постепенно забыла и о боли, и о страхе перед людьми. Ее тонкий слух стал различать все звуки, которые доносились снаружи. Она отличала грубое кряканье подсадных от тихого крика диких уток, которые время от времени пролетали стаями над болотом. Она расслышала гоготание диких гусей, которые пронеслись высоко в небе на юг, звонкий свист нескольких красноножек, веселый хохот разбуженных бекасов, пронзительный писк чибисов. Все эти голоса, долетавшие из родного мира, рождали в ней тревогу и жажду свободы. Но терпение, которому она научилась, заставляло ее лежать молча и неподвижно.

Хотя она ничего не видела, но знала, что сейчас дует северный ветер и что над равниной собирается дождь.

Постепенно утка научилась распознавать голоса охотников. Они были для нее совсем непонятны. Она слышала в них звуки, которые ее пугали и вместе с тем волновали. Она привыкла лишь к голосам диких птиц и животных, которые выражали простые, примитивные вещи. Она знала, что означает стрекотание сорок (когда они чуяли опасность или когда им попадалась добыча), карканье ворон, свист чибисов и крик обыкновенных бекасов. Заслышав усилившийся шум реки, она тут же догадывалась, что уровень воды поднялся, а оперение помогало ей определять атмосферное давление лучше, чем самый точный барометр. Однако ее существо не в состоянии было постичь сложные звуки человеческого голоса. Голос этот ошеломлял как грохот водопада, мог заставить не только затаиться от страха, но и внимательно прислушиваться. Когда-то, на огромной русской реке, она каждый день наблюдала из тростника за рыбаками, проплывающими мимо нее на лодках, слышала говор людей в поле, их пение. Тихими летними вечерами, когда река, казалось, застывала, а ее черные, сверкающие воды стояли, как заколдованные, она вздрагивала, внезапно начинала бить по воде крыльями, быстро нырять и крякать, словно хотела напомнить миру о себе, о своем существовании. И пока ее не ранили и не поймали, она не боялась людей, которые мирно проходили берегом. К тому же она только сейчас ощутила так близко их присутствие. Она слышала дыхание охотников, улавливала их малейшие движения, которым сами они не придавали значения. Она уже различала их голоса: один был более хриплый и низкий. Она страшилась именно его, возможно потому, что он принадлежал охотнику, который ее поймал; но больше всего ее пугало то, что они перешептывались. Щелканье прикладов пугало ее меньше, чем этот полный напряжения шепот, за которым обычно следовали выстрелы.

Грянул выстрел, охотники зашевелились, крыша приподнялась, и она услышала, как кто-то шлепает по воде. Через несколько минут на грязные доски упало окровавленное тело селезня, мокрое и еще теплое. Она узнала своего сына, но не шелохнулась и, словно удивляясь, продолжала неподвижно и задумчиво сидеть на прежнем месте. Тонкая перепонка на ее веках, опускаясь, прикрывала глаза — она смотрела в одну точку. Потом затаилась и больше не двигалась.

Наконец охотники собрались уходить. Они отвязали подсадных уток, сложили их в один мешок вместе с убитыми птицами, убрали вещи и ружья. Она увидела, как их огромные сапоги удаляются по ступенькам железной лесенки, и услышала, как захлопнулась крышка. Они забыли про нее.

В засаде воцарился полумрак. Голоса охотников смолкли за каналом, но запах табачного дыма и пороха, которым был пропитан нагретый воздух, по-прежнему напоминал ей о их присутствии.

Тогда она устремилась по мокрым доскам вдоль изогнутой стенки, жадно вглядываясь в свет, который просачивался сквозь щели наверху. Но через несколько минут испуганно вернулась на прежнее место. Кто-то шел сюда.

Это возвращался один из охотников, чтобы забрать ее. Он открыл крышку, спустился по лесенке и с помощью прута подтянул ее к себе.

Схватив утку, он перевернул ее на спину и задумчиво посмотрел на нее. Лишившись опоры, она стала перебирать красными лапами.