Эмилиян Станев - Дикая птица

Наконец селезни схватились и принялись бить друг друга крыльями. Борьба сопровождалась сдавленными криками. В воздухе летали вырванные перья. Сцепившись, они медленно упали на землю, где борьба продолжилась с еще большим ожесточением. Но тут чужаку удалось вырваться и он улетел.

Когда злоумышленник был изгнан, селезень приземлился у реки, где он оставил утку. Но берег оказался пуст.

Удивленный, он позвал ее тихо и нежно. Потом стал беспокойно бегать вдоль берега.

Он вертелся здесь целый час, но так и не нашел. Потом, опечаленный, застыл на месте, вращая головой и всматриваясь черными глазами в небо.

Она появилась неожиданно, с повисшими крыльями и вытянутой вперед шеей. Пока селезень ее искал, утка отложила в гнезде яйцо. А чтобы спрятать его от хищных птиц, она выщипала у себя на груди перья.

Как-то после обеда, когда апрельское солнце припекало особенно сильно и в тишине раздавалось жужжание насекомых, утка с селезнем, невидимые в траве, спали подле лужицы.

Вдалеке от них паслись стада, по лугам разгуливали аисты, а в теплых лужах квакали лягушки.

Днем утка отложила последнее яйцо и в последний раз вернулась к своему другу.

Жужжание насекомых их убаюкивало, а сильно разряженный воздух сладко дурманил, делая их ленивыми. С реки доносились песня пастушонка и глухие удары вальков, которыми крестьянки колотили белье. Молодой жеребенок с ржанием носился по лугу — он словно удивлялся тишине в этот прекрасный весенний день. Бекас вонзал длинный клюв в вязкую землю подле лужи и разглядывал в воде собственное брюшко. Над равниной торжественно проплывала тень облака. Тогда жужжание насекомых стихало, но вскоре возобновлялось с нарастающей силой. И опять пригревало солнце, ржал жеребенок и стучали вальки.

Сзади послышался шум. Пробежал какой-то зверь.

Уткой овладело беспокойство. Селезень проснулся, прислушался и снова задремал.

Утка по шелесту травы тут же распознала человека в тяжелых сапогах. Он приближался к лужице. Бекас затаился в кустике зелени. Селезень встрепенулся и задрал голову. Взлетать было поздно. Над высокой травой показалось обгоревшее на весеннем солнце лицо мужчины, после мелькнула его зеленая одежда.

Утка забралась в густую траву и, вытянув шею, распласталась по земле. Селезень застыл на месте.

Шаги приближались. Охотник остановился и что-то сказал. За ним показалась собака с отвислыми ушами и курчавой, лохматой шерстью. Она направилась к луже. Черный нос блестел на солнце. Неожиданно собака замерла, тело ее напружинилось, а неподвижный взгляд словно приковало к луже.

Тогда охотник сказал что-то резко и властно.

Собака присела и сделала неуверенное движение.

В следующее мгновение с криком взлетел бекас.

Сильным ударом его опрокинуло в воздухе. Белое брюшко блеснуло на солнце, и он рухнул в траву.

Вслед за ним с испуганным кряканьем тяжело поднялся селезень.

Снова раздался выстрел. Со спины селезня сорвало горсть перьев. Что-то схватило его, поволокло, тело перевернулось в воздухе и гулко ударилось о землю, по ту сторону лужи…

Перепуганная до смерти, утка вывернулась из-под самых ног охотника.

Она взмыла над равниной и, увидев своего друга в пасти собаки, полетела к небольшому болоту. Бесшумно опустилась на полуостровок, прислушалась и осторожно приблизилась к гнезду».

Огромное и белое, как снег, облако заслонило солнце. Над равниной простиралась его тень…

Тучи комаров кружились у нее над головой, когда она сидела на яйцах. Сюда наведывалась цапля и часами глядела на нее злобным желтым глазом. Поблизости вертелся и черный, как уголь, ворон, намереваясь выпить ее яйца. Но утка лежала на них целыми днями, вжавшись всем телом в гнездо. Лишь к вечеру, когда цапля и ворон удалялись, она вставала и отправлялась за кормом.

На лугах, обуреваемые страстью, кричали кеклики. С огромного болота доносились многочисленные птичьи голоса. До утра надрывалась рыжая цапля, окрестность оглашалась свистом куликов.

Утка день и ночь сидела на яйцах. Долготерпеливая, как сама природа, она не шевелилась, боясь привлечь внимание ястребов. Но когда наступал вечер и равнина затихала, она оставляла на несколько минут гнездо, а чтобы яйца не остывали, прикрывала их пухом со своей груди.

Потом она снова возвращалась. На протяжении трех недель, каждое утро, здесь она встречала рассвет. Каждый вечер и каждую ночь над смолкшей равниной светила луна — то огромная, круглая, словно осклабившаяся, то щербатая, далекая, окруженная смутным сиянием.

Иногда шел дождь, и луга становились изумрудными, дурманяще пахло травами и теплой землей. Меж белых, уже летних облаков к земле широкими потоками устремлялись солнечные лучи, и колокольчики на шеях животных звенели все явственней и настойчивей. Шумела зелень, и тогда, казалось, было слышно, как растут травы. Наконец наступили теплые солнечные дни, и вода на болоте начала испаряться. По вечерам нестерпимо громко, пронзительно кричали лягушки, а стада приходили сюда в поисках прохлады.

Однажды утка приподнялась. Яйца стали трескаться.

Стоял полдень. Утка издала тихий, полный нежности звук. Она чувствовала, как под ней копошатся живые утята и слышала, как хрустит яичная скорлупа. Она пришла в волнение. Радостно забилось сердце. Все ее пылающее, как в лихорадке, существо охватило безудержное желание повести своих детей к реке.

И тогда на лугу показалась деревенская повозка.

Волы шагали не торопясь, покачиваясь из стороны в сторону. На фоне яркой, сочной зелени они казались почти белоснежными. В телеге сидели мужчина и женщина.

Они подъехали к самому болоту и остановились. Потом распрягли волов, те стали пастись, а мужчина принялся косить траву, которая была здесь высокой и свежей.

Утка слышала, как коса рассекает траву. Женщина примостилась на оглобле. До птицы донесся плач ребенка.

Мужчина приближался. Он обошел топь и вскоре очутился на островке. Над травой показалось его раскрасневшееся лицо* потом — расстегнутая рубашка и морщинистая на шее кожа. Его фигура медленно выплывала и надвигалась вместе с нарастающим звоном косы. Еще один взмах, и коса блеснула подле самого тела неподвижно лежащей птицы…

Мужчина задержал взгляд на утке и что-то пробормотал. Потом удалился.

Утка заметила, что он снова возвращается. Не успела она опомниться, как у нее над головой взметнулась пестрая одежда и накрыла ее. Она крякнула и забилась в руках мужчины. Потом до нее донесся голос женщины, которая о чем-то спрашивала.

Она почувствовала, как ее разворачивают и осторожно передают в другие руки. Эти руки прижали ее к чему-то теплому и мягкому. Ласковая улыбка на лице женщины и ее спокойный голос словно говорили о том, что ей нечего опасаться, и утка перестала вырываться.