Эмилиян Станев - Когда иней тает

Оленьи стада собирались в северных котловинах, где ветер слабей, а туманы не так густы. Теперь животные посещали кормушки регулярней, чем когда-либо. Давным — давно было съедено все сено в яслях, засыпанные снегом корыта для овса были изгрызены острыми резцами серн и оленей.

Мы сделали несколько безуспешных попыток засыпать дичи корм. Снег все валил, сугробы росли, мы тонули в них, падали на каждом шагу со своими мешками и в конце концов бывали вынуждены вернуться, не пройдя и половины пути. Все же благодаря великому упорству и ценой многих усилий мы смогли добраться до одной оленьей тропы и привязать к соседним деревьям несколько охапок сена.

Снегопад переставал к вечеру, когда мгла сгущалась, заливая всю гору глухотой и холодной сыростью. Тогда не слышалось ни единого звука. В затуманенном, словно потонувшем мире вечерние сумерки смешивались с мглой, и можно было различить только белизну снега, и то не больше как в двух шагах.

Экономя керосин, мы зажигали лампу, только когда в комнате становилось совсем темно, а пока удовлетворялись светом от затопленной печки, стоя в молчании у окна и глядя, как сереет снег и как мимо нас ползет туман. С дверной притолоки свисал в виде свода целый сугроб. Тень от него падала в коридор. Несколько засыпанных тропинок вело в конюшню, где лошадь целый день жевала сено, а за дощатой перегородкой ютились Миссис Стейк и Май.

После пятидневного снегопада снежный покров достиг полутора метров. Нельзя было никуда ногой ступить, кроме как по двору и к источнику, куда мы добирались с огромными усилиями, протаптывая тропинку каждый день заново.

Капитан Негро начал врать еще отчаянней. Утром он готовил обед или пек хлеб; после обеда предавался сладкому сну часов до четырех-пяти, то есть дотемна; потом просыпался, мрачный, даже желчный, садился возле печки и читал какую-нибудь старую газету. Но, оживившись, не переставал работать языком до полуночи.

Однажды утром он объявил с огорчением:

— Завтра придется голодать. Нечего готовить. В шкафах хоть шаром покати: картошка кончилась, а сало мышка съела…

«Мышка» была большая серая крыса, с которой мы воевали вот уже целый месяц. Эта крыса угрожала нам полным разорением. Днем она спала на наших постелях, спрятавшись в одеяла, а когда нам приходила пора ложиться, начинала бегать по комнате, где было много щелей, куда она могла юркнуть. После нескольких наших неудачных попыток убить ее она переселилась на кухню и занялась там разбоем. Капитан Негро надумал застрелить ее из карабина двадцать второго калибра, который был у нас под рукой. С этой целью он каждый вечер устраивал на нее засады — взбирался на кухонный стол и садился там на маленький стульчик с карабином в руках.

Но крыса была осторожна. Она никогда не показывалась открыто и, пока капитан Негро терпеливо сидел на посту, преспокойно грызла сало. Потом мы пробовали отравить ее мышиной отравой в виде купленных в городе зерен, но зерна эти оказались очень питательными для ее желудка. В конце концов мы подняли руки вверх и стали ждать счастливого случая, который позволил бы нам ее убить.

Жалкие запасы наши в самом деле подходили к концу. Снег не давал нам возможности сходить на шахты и купить там чего-нибудь в лавочке.

— Ну, что делать? — спросил капитан.

Я пожал плечами.

— Мука у нас есть, с голоду не умрем, но…

— Наберем грибов, — предложил я.

Он засмеялся.

— Ты в своем уме? Какой у нас месяц на дворе?

— В сотне шагов отсюда растут отличные грибы. Вопрос только в том, как до них добраться.

— Ты бредишь, — сказал капитан Негро, поглядывая на меня с недоумением.

— Попробуем. Иди одевайся. Проделаем хорошую гимнастику! А потом наедимся свежих грибов!

Где-то на заваленном снегом дворе у нас была тонкая длинная жердь. Я хорошо помнил, где именно, и, разрыв снег, нашел ее. Мы пошли к лесу позади сторожки, вороша сугробы и подымая тучи снежной пыли. Ни один из нас не догадался взять оружие.

Туман поредел, в снежных туннелях было видно довольно далеко. Снег охватывал громадные купы буков сверху донизу, придавая им причудливые формы и делая их еще громаднее.

— Ну где ты теперь будешь грибы искать? — засмеялся капитан, но, заметив, что я осматриваю буки, сразу понял, в чем дело.

На загнивших частях деревьев каждую осень и весну вырастают колонии грибов, которые народ называет «песьи уши», так как форма этих грибов в точности соответствует форме собачьего уха — с отвислой верхушкой, как у гончих. Весной грибы эти молочно-серые, с нежным жемчужным оттенком, а осенью они желто — коричневого цвета. Так как они растут до поздней осени, то замерзают от первого снега и первых холодов и таким образом прекрасно консервируются.

Нелегко было отыскать «песьи уши» среди засыпанных снегом буков. Но я помнил, что поблизости есть такая колония, и скоро нашел ее на восточной стороне одного громадного дерева. После нескольких толчков жердью грибы отвалились и упали в снег. Капитан Негро стал собирать их, а я принялся осматривать соседние деревья.

Вдруг где-то под нами, на крутом косогоре, послышалось хрюканье. Капитан Негро поглядел на меня. Я поглядел на него. Хрюканье стало громче.

— Это идут дикие свиньи, — сказал капитан, подняв голову и прислушиваясь.

Мы побежали смотреть. Зрелище любопытное: в лесохозяйстве было очень мало этих животных, и мы давно мечтали, чтоб их развелось побольше.

Бросив грибы, мы двинулись к высотке, откуда начинался косогор. До высотки не было и двадцати шагов, но мы преодолевали это расстояние три-четыре минуты, пробираясь в снегу чуть не вплавь. Хрюканье слышалось уже совсем близко.

Среди утонувшего в снегу леса, между белыми стволами и сучьями мелькнула темная шкура дикой свиньи. Она утопала в снегу, но мы стояли высоко и видели спину животного. Свинья бежала, хрюкая и не останавливаясь ни на минуту. Тело ее как будто растягивалось: то казалось неестественно длинным, то сокращалось. Это удивило нас, но потом мы поняли, в чем дело. Вместе со свиньей бежали четыре-пять поросят, чьи спины мелькали рядом с ней. Это была матка: она вела поросят, стараясь как можно скорее спуститься в долину, где снег был не такой глубокий.

— Эх, что ж мы не взяли хоть одно ружье! — с сожалением промолвил капитан. — Хоть мы и не имеем права бить дичь, но когда нечего есть…

Он не успел договорить, как с другого склона, за которым темнела глубокая мрачная долина, послышалось новое хрюканье. Оно звучало как глухой взрыв — будто взорвался слабый заряд пороха — и быстро приближалось к нам.

— Еще стадо, — сказал капитан.

Через минуту в снегу показалась красно-коричневая туша громадного кабана. Злобно пыхтя, кабан шел по длинному курчавому следу, оставленному свиньей и поросятами. Огромное щетинистое тело его было осыпано снегом. Страшная голова с полуметровым рылом и желтыми клыками, искривленными, как садовые ножи, была сердито поднята и жадно нюхала воздух. Кабан рассекал толстый снежный покров удивительно легко. Под его тяжестью снег словно рассыпался на мелкие комки и хлопья, скатывавшиеся вниз по крутизне. В отличие от свиньи кабан часто останавливался, поворачивал свое громадное туловище и начинал еще страшнее ворчать.