Эмилиян Станев - Будни и праздники

— Где она?

— Пойдемте, покажу, — вдова повела жильца к нему в комнату.

Под окном лежала собака, распластав на цементных плитах длинное белое тело. Красивая голова с коричнево — бархатными ушами покоилась на вытянутых передних лапах.

Чиновник провел рукой по худому лицу.

— Это охотничья собака, сеттер, — проговорил он наконец.

— Как лает, как лает! — вздохнула хозяйка.

— Красивое животное, породистое, — заметил квартирант, внимательно рассматривая сеттера. Он свистнул ему и задумчиво добавил:

— Я столько лет мечтал о такой собаке.

— Вы? — удивилась вдова. — Зачем вам собака? Такой чистоплотный человек… От нее же воняет.

— Если купать, не воняет.

— Вы шутите? — шепнула хозяйка и улыбнулась. Лицо ее задвигалось, словно старый, несмазанный механизм, по желтой коже побежали морщины.

— Почему? — флегматично спросил чиновник. — В молодости мне очень хотелось стать охотником, да вот, здоровье не позволило. Я люблю собак. Особенно этой породы. Сеттеры, они очень умные, их можно научить любым фокусам. С таким псом никакое одиночество не страшно.

Тонкие губы вдовы побелели. Or волнения она еле могла говорить.

— Но, господин Петров, вы не так уж одиноки… все у вас есть… все в порядке…

— Не все, — холодно возразил жилец.

— Значит, значит… вы заведете себе собаку? А я… разве я о вас не забочусь?

— Заботитесь, конечно. Но при чем тут собака? Ей обо мне заботиться незачем. Наоборот, это я буду заботиться о собаке. Ведь я же буду ее любить.

— Любить собаку! Собаку любить! — воскликнула вдова и, всплеснув руками, неожиданно расхохоталась. Потом, не попрощавшись, повернулась к жильцу спиной и торопливо шмыгнула в кухню.

Она была потрясена. Выходит, господин Петров ни капельки не ценит ни забот, ни внимания, которыми она окружала его целых семь лет. Только сейчас ей стало ясно, что этот человек занят исключительно собой и абсолютно к ней безразличен. Ее преданность он мог променять на какую-то собаку! Эта мысль, которая еще вчера ей и в голову не могла прийти, сразила вдову. В мгновение ока она оказалась отвергнутой, никому не нужной и, поняв это, впервые за много лет заплакала от жалости к самой себе.

Вечером она не могла даже есть. Долго всхлипывала, сидя на кровати, а когда наконец разделась и легла, принялась стонать и охать. Ей казалось, что ее ограбили — словно бы воры унесли все, что столько лет было ее собственностью. Она попыталась возместить потерю, вспоминая о муже, но этот бледный образ не мог заполнить растущую в душе пустоту. Незаметно ее мысли обратились к квартиранту и, словно выпущенный на волю конь, устремились в соседнюю комнату, где сейчас он наверняка преспокойно читал свой журнал.

Из-за стены было слышно, как покашливает жилец, отчего вдова вновь чувствовала его близким и невольно представляла себе его худое лицо, седые виски, видела костлявые пальцы, перелистывающие страницы, руку, прикрывающую рот…

Когда щелкнул выключатель и жилец наконец улегся, вдова затаила дыхание. Залает собака или нет? Сейчас она желала этого всей душой. Пусть господин Петров убедится, что проклятая тварь не заслуживает никакого внимания. Но кроме тиканья старого будильника и привычных городских шумов ничего не было слышно.

Она встала и вышла на балкон.

Собака белела в темном каменном провале двора, откуда несло теплом и запахом прели.

Стражница достала из ведерка кусок угля и швырнула его вниз. Сеттер вскочил и громко залаял. Вдова обмерла.

Лай словно бы ударил прямо в ее лихорадочно забившееся сердце. С этой минуты она воспылала к животному неукротимой ненавистью.

С некоторых пор эта ненависть разгорелась еще сильнее — квартирант полюбил играть с собакой.

Вернувшись со службы, он садился у окна и свистел. Сеттер вскакивал и, устремив на окно глаза, радостно вилял хвостом. Чиновник рассеянно им любовался. Однажды он бросил ему колбасы, в другой раз — кусок мяса, которого хватило бы на целый обед.

Стражница все это видела со своего балкончика. Лицо ее становилось все более непроницаемым. Она окончательно замкнулась, потеряла ко всему интерес, даже перестала ругаться со служанками. В голове у нее зрел какой-то план.

Однажды утром Стражница купила у бакалейщика ком стиральной соды. Затем зашла в мясную лавку.

Вернувшись домой, она заперлась в кухне. Челюсти ее были крепко стиснуты, руки дрожали. Надрезав мясо, она сунула внутрь комок соды, прошла в комнату квартиранта и, открыв окно, бросила это мясо собаке. Сеттер тут же проглотил его и удовлетворенно чихнул несколько раз.

Вдова закрыла окно, вернулась на кухню и заняла свое привычное место у балконной двери.

Сначала пес лежал спокойно, словно проглотил обычное мясо. Он облизывал усеянную коричневыми пятнышками морду и поглядывал вверх, на окно.

— Ага, хватит с тебя и этого, — сказала вдова.

Она немного успокоилась. Руки почти перестали трястись, хотя то и дело упускали петли вязанья, зубы разжались. Она вязала и сквозь очки поглядывала на двор.

Сеттер встал, напился и опять уселся перед конурой.

— Сейчас начнется, — решила вдова.

Но собака по-прежнему выглядела здоровой. Она спокойно поглядывала вверх и, заметив ее у окна, приветливо повиляла хвостом.

Стражница отшатнулась, не переставая внимательно наблюдать за двором краем глаза.

Приближался полдень.

Вдруг сеттер забеспокоился. Он то натягивал цепь, то забирался в конуру, скулил, тыкался головой в живот, словно его там кусала блоха. Стоны его становились все громче. Шерсть на нем вздыбилась, пес, задыхаясь, катался по земле и вдруг мучительно взвыл.

Стражница видела, как из дома вышел сосед, цыкнул было на пса, потом что-то закричал жене. Вскоре дворик заполнили обитатели обоих домов — дети, старухи, даже сапожник из будки на углу. Все они толпились вокруг собаки, давали советы, размахивали руками и качали головами.

Через некоторое время толпа расступилась, пропустив к собаке какого-то человека, который первым делом разинул собаке пасть.

Стражница догадалась, что это ветеринар, и напрягла слух.

— Дайте ему немного водки, похоже, тиф, — сказал ветеринар, уходя. За ним постепенно разошлись остальные.

На прогретой солнцем цементной плите остался только бьющийся в корчах пес и рядом с ним сосед с женой. Она плакала, ее муж стоял над сеттером, беспомощно вскинув руки с засученными рукавами.

Дети принесли бутылочку ракии. [13] Ракия — сливовая или виноградная водка. Сосед вылил ее в рот собаке. Измученное страшными болями животное вскочило и кинулось в ноги хозяину.

На оцепеневшем, словно бы оглохшем лице Стражницы не дрогнул ни один мускул. Она пообедала и по обыкновению легла соснуть.