Тамара Михеева - Легкие горы

Только голову запрокинь.

Через сотни лет,

Через тысячи

Не покинь меня, не покинь меня,

Не покинь…

Песня поднималась над домом, где спала бабушка Тася и сердился Юрась, улетала она в вечереющее небо, расстилая над Легкими горами прозрачные, звонкие крылья.

Жених

И совсем он не был похож на дядю Сашу. Худой был и высоченный, Света ему едва до локтя доставала.

– Мы смешно смотримся? – спросила она у Кати.

– Вы смотритесь замечательно.

И Сергей был замечательный – так решили все взрослые. В Легких горах устроили пир на весь мир, приехали все: и Крымовы, и толстый дядя Петя с тетей Аней, их трое сыновей: Миша, Андрюша и Женька, рыжие, как папа, худые, как мама. Все обнимались, смеялись и не сводили друг с друга глаз, будто сто лет не виделись. Динка робела, жалась к маме, а та, будто нарочно, рассеянно ее отодвигала, отправляла к Юрасю, смеялась вместе со всеми. Больше всего Динка боялась Вики, второй дяди-Сашиной дочери. Она была такая красивая! Высокая, черноглазая, она поворачивала голову так высокомерно, будто она королева. Динке она мимоходом как-то улыбнулась и больше не обращала внимания, хотя и видела впервые. Конечно, здесь был новичок поинтереснее. Светин жених! Из Москвы! Художник! И где? У них дома, в Легких горах! Такой простой, спокойный… Света сияла.

Динка вышла из-под навеса, где все сидели. Давно-давно нигде не видно Юрася, а взрослые будто и не замечают. Динка нашла его у полуразвалившегося сарая, набитого сеном. Юрась, сдвинув брови, смотрел поверх забора.

– Вот увидишь, они заберут мою комнату, – сказал он.

– Кто они?

– Не понимаешь, что ли? Этот мамин… – он поморщился, скривился весь, будто даже на вкус мог почувствовать, какое это слово было противное, – хахаль!

– Почему заберут?

– А ты как думала? Прихожу сегодня домой, они там… Целовались, поди… Соскочили, ой, Юрочка, как ты рано! Я в комнату, чтобы без разговоров этих, и дверь закрыл. А он: “Какая замечательная все-таки у Юрки комната!” А она… – Юрась замолчал. Динка увидела, как у него внутри тонкой шеи прокатился твердый шарик.

– А она?

– Засмеялась.

За забором вставали в Юрасин рост травы. Там, за бурьяновой стеной, был овраг, оранжевый от глины и песка, а за оврагом – луг. Динка все это знала, и все равно ей казалось, что там, за оврагом, – море. От близкой реки веяло ветром и тиной.

Юрась пробормотал:

– Конечно, он же художник, ему нужна мастерская, а Юрась – никто, Юрась в зале поспит…

– Они так сказали? – распахнула Динка глаза и сразу вспомнила, как Света обняла ее при первой встрече. Юрась смутился и пробурчал:

– Нет, конечно, попробовали бы… Ну, сама подумай! Нарожают детей…

Динка вздохнула. Проковыряла пяткой ямку в земле.

– Мне бы хотелось, чтобы моя мама нарожала детей, – сказала она.

– Тетя Катя старая, она не нарожает.

Динка знала, что не нарожает. Дело не в возрасте. Мама объясняла, но Динка мало что поняла. Что-то там со здоровьем.

Юрась вдруг вскочил:

– Слушай… это они меня сюда отправили… ну, я спросил у мамы, можно мне здесь остаться, раз отработка закончилась, она говорит: конечно, оставайся! Динка, они меня там выселяют! Я приеду, а там – прости, родной сын, придется потесниться?

Юрась плюнул. Плевок улетел в бурьян, повис на темном листе.

– Ух ты! – на сдержала восхищения Динка.

– Научить? – со снисходительностью чемпиона спросил Юрась.

На какое-то время они забыли о своих горестях. Они плевали в бурьян, пока у Динки в горле не пересохло.

– Вообще-то на землю плевать нельзя, – сказала она. – Дед Телятьев говорит, что это земле обидно, а она живая и всех нас кормит, поит, ее обижать запрещено.

– Да ну, на землю-то не попало, все на листьях висит, – отмахнулся Юрась и тут же опять свел хмурые брови:

– Я в город пойду.

– Зачем?

– Я в комнате забаррикадируюсь и буду там сидеть.

– А что значит, “забаррикадируюсь”?

– Ну… шкаф к двери придвину, и никто ко мне не войдет. Он знаешь какой тяжеленный! Ни за что не сдвинуть!

– А я?

– Что? – не понял Юрась.

– А я как войду? А как ты будешь есть? Ты умрешь с голоду!

– Ну и пусть! – Юрасю очень эта мысль понравилась. – Потом пожалеют!

Не разговаривая больше, он перемахнул через забор. Динка полезла следом.

Метки на деревьях

Динка и Юрась вышли на дорогу, когда им встретились братья Мироновы. Герка тащил за руку Владика и был страшно сердит. Юрась принял вид независимый и равнодушный, а Динка сказала робко:

– Привет.

Она думала, Мироновы даже не ответят, мимо пройдут, ведь они с Юрасем в ссоре. Но Герка остановился и сказал:

– Круглую поляну вырубили.

У Юрася шевельнулись губы. Он побледнел и проговорил еле слышно:

– Врешь.

– Клянусь.

А Владик всхлипнул. И Динка только сейчас поняла, что Владик зареванный, что рубашка у него задралась и испачкалась:

– Все срубили, Юрась… И Бухту старого пирата, и Гавань… Все до единой… – Владик заревел.

– Не реви, – сдвинул брови Герка.

– Кто тебя? – спросил Юрась. Через всю Владикину щеку шла свежая вспухшая царапина.

– Он по лесу гулял, – ответил за брата Герка. – Ну, как всегда, пошел проверить штаб, а там… мужики какие-то не наши…

– Они из города, – опять всхлипнул Владик.

– Всю нашу поляну… бензопилой. Владька и бросился.

– Я к Маяку встал, я думал: я встану, они же не будут меня пилить…

– Будут они церемониться! Оттолкнули и…

– Срубили? – Динке показалось, что Юрась сейчас упадет в обморок, такой он стал белый.

– Нет. Ушли. Они завтра снова придут, Юрась! Они наш лес продают, я слышал, они говорили!

Динка почти ничего не поняла: Бухта, Маяк, штаб?

– Пошли, – сказал Юрась. Вместе они двинулись в сторону леса. Все было забыто: Светин жених, весенняя ссора с Мироновыми. Лес рубят. Их, легкогорский, лес!

По дороге Юрась рассказал, что они с Геркой еще с детского сада на Круглой поляне играли в пиратов. Каждый выбрал себе сосну – корабль, а лес вокруг – будто море. Ну, сражения всякие разыгрывали, приключения, открытия, клады искали. У них все там по-своему называлось: Сухой остров, Бухта Старого пирата, самая большая сосна была Маяком… А на одной сосне штаб устроили: положили на ветки три доски, будто палуба получилась, там друг другу разные шифровки оставляли.

– Потом Владька в школу пошел, мы его тоже в капитаны приняли…

– А меня? – вскинула глаза Динка.

Но Юрась потемнел лицом. Промолчал. Вырубили. Всю Круглую поляну вырубили. И Геркину “Чайку”, и Владькину “Испаньолу”, и Юрасиного “Дельфина”.

– Я не знаю, Юрась, я не посмотрел на корабли, может, не успели… Но Бухту – точно.

Вот и лес. Динка идет, на ходу касаясь раскрытой ладонью каждой сосны.