Сью Таунсенд - Королева Камилла

Чарльз и Камилла переглянулись: король Грэм оказался страшноватой перспективой.

Время приближалось к половине десятого, вот – вот должен был настать комендантский час; принц Чарльз подавал Елизавете пальто, и королева негромко сказала ему:

– Чарльз, я надеюсь, что ты поведешь эту страну верным путем. Ты обязан стать королем. Грэму потребуются годы выучки, чтобы он сгодился на трон. И да смилостивится над нами Господь, если он все же туда попадет.

Чарльз шепотом ответил:

– Мама, я просто не могу сейчас обсуждать такие важные вещи. Мне надо подумать.

– Чарльз, тут юлить не годится, – сдвинула брови королева. – Я хотела перепрыгнуть через поколение и передать власть Уильяму, но теперь…

Она посмотрела в другой конец комнаты на Грэма, который рассказывал принцу Эндрю, как стал бы управлять страной. Эндрю бодро кивал.

Камилла подошла попрощаться с королевой и услышала, как Чарльз говорит:

– Я согласен, Грэм немного, э… еще немного неотесан, но, мне кажется, в душе он славный парень.

Королева вздохнула.

– Откуда же тогда эти тревожные колокола у меня в голове?

Камилла сказала:

– Ваше величество, может, когда вы узнаете его получше…

– Я не имею желания узнавать его получше, – отрезала королева. – Я спрошу вас обоих об одном: будет ли Грэм подобающим образом олицетворять и представлять эту страну? Можете ли вы вообразить, как он встречает в Хитроу президента Соединенных Штатов или читает тронную речь на Рождество? Лично я не могу.

Королева окликнула Сьюзен и Гарриса, помахала всем на прощанье и вышла вон, объяснив, что ей нужно позвонить в интернат Фрэнка Бруно и узнать, все ли в порядке у Филипа и Гарольда Баньяна. После ухода королевы остальные гости, немного выждав, вереницей подались к дверям.

Когда все, прихватив собак, разошлись, Грэм сказал:

– По – моему, все прошло довольно неплохо, а? Хотя жаль, что так рано ушли Уильям и Гарри: мне бы хотелось поближе познакомиться с братьями. Может, позвоним им и позовем на партию в блошки?

– Не сегодня, – возразил Чарльз. – Уже начался комендантский час, и к тому же я беспредельно устал и не смогу двигать фишки.

– Давить! – с нажимом воскликнул Грэм.

Чарльз был чересчур взбудоражен, чтобы адекватно воспринять поправку. Не страдает ли Грэм синдромом Туретта, подумал он, не из‑за этого ли вырвалось у него пресловутое «Давить!», выдающее подспудное желание задавить отца?

– Давить? – переспросил Чарльз.

– В блошках давят, нажимают, – пояснил Грэм.

Камилла подумала: он совершенно как отец придирается к словам. Только вчера принц выговорил ей за то, что она спросила, в чем различие «Педигри» от других собачьих кормов.

Услышав ее вопрос, муж закрыл глаза и передернулся.

– Милая, – сказал он, – прошу тебя, будь внимательнее к грамматике. Это отличие бывает от, а различие – между !

– А кстати, – припомнил Грэм. – Почему Гарри в доме не снимает капюшон?

– У него болит ухо, – объяснила Камилла. Рассказывать про неврозы принца Гарри было выше ее сил.

Уильям и Гарри сидели на продавленном диване в своей захламленной гостиной, напротив на таком же ветхом диване сидели Шанель и Шанталь Тоби. В колонках гангста – рэпер выкрикивал под драм – энд – басс, что он хочет покрыть свою сучку золотом, потом отмутузить и отдать дружкам. Молодежь беседовала, перекрикивая музыку. Убавить громкость никому не приходило в голову.

То, что у Чарльза и Камиллы обнаружился внебрачный сын, девиц Тоби особенно не удивило: подобные открытия в их роду, а также у друзей и знакомых происходили едва ли не ежедневно.

– Ну и какой он, ваш брат? – прокричала Шанталь.

– Полубрат, – хором поправили молодые Виндзоры.

– Клевый? – спросила Шанель.

– Он такой неклевый. – скривился Гарри. – Он самый неклевый человек во всей стране, во всей Европе, во всем западном полушарии, во всем мире, в Солнечной системе, во Вселенной! – Гарри посмотрел на Уильяма: ему не хватало гипербол.

– Он запредельно неклевый, – выручил Уильям.

– Он щелкает драные фишки, – презрительно хмыкнул Гарри.

– Тьфу, мерзкий урод. – Шанель не вполне поняла, о чем речь, но уж очень подозрительно прозвучали слова принца.

Все четверо взялись подпевать рэперу, подхватив припев.

– Так ты, значит, не будешь королем? – крикнула Шанталь Уильяму.

– Похоже, нет.

– Но по крайней мере, ты всегда можешь вернуться к своим лесам.

– Триста лет назад, – завопил Гарри, – мы спокойно прикончили бы этого Грэма и голову его выставили на колу на Вестминстерском мосту.

– Да, – согласилась Шанель, – но теперь‑то есть анализ ДНК и всякие штуки. «Вулкан» узнает, кто это сделал, за пару часов.

А мягкосердечная Шанталь сказала:

– Мне его жалко, он не может быть таким плохим, как вы его выставляете.

– По – моему, он где‑то в середине аутистического спектра, – высказался Уильям.

– Ой, лапочка! – Шанталь всегда нравилось, если у мужчины имелась какая‑нибудь немочь. Тогда они не такие жуткие и с ними проще иметь дело.

Шанель объяснила:

– Ей нравятся пришибленные. Ее последний парень коллекционировал пакеты.

– Мне нравится, чтобы у парня было хобби.

Уильям рассмеялся:

– Пожалуй, вам с Грэмом стоило бы подружиться, а, Шанталь?

В тот же вечер Камилла, лежа в объятиях Чарльза, спросила:

– Дорогой, ты уже решил что‑нибудь?

– Быть или не быть королем – и вправду вопрос, – вздохнул Чарльз.

– Да нет. Нам нужно решить кое‑что поважнее, а? Если Акт об ограничении собак примут, кого из них мы оставим, а каких двух отдадим? Вот это вопрос.

Фредди, Тоска и Лео, сбившись в кучу, лежали в изножье кровати и ждали решения своей судьбы. Секундная стрелка изящных французских часов на тумбочке обежала полный круг, прежде чем Чарльз ответил:

– Не знаю.

На следующее утро Уильям валялся в постели, жалея, что не греют батареи, и упиваясь мыслью, что можно не вставать хоть до полудня: в полдень за ним собиралась зайти Шанталь. После нескольких банок «Смирнова со льдом» Уильям обещал познакомить ее с Грэмом.

– Это будет прикол, – хохотнул он.

Теперь принц жалел о своем порыве. Ему совершенно не хотелось снова встречаться с новым братцем. От одной мысли о нем Уильяма брало зло. Он злился на отца и на Камиллу, на их подростковую половую распущенность. Господи, ну почему они не воспользовались резинкой? Они похоронили его шанс стать королем – а ведь он с раннего детства стремился к этому! Уильям чувствовал себя так, будто пышный праздник в его честь отменили в последнюю минуту, и вот он стоит торжественно одетый, а идти некуда.

Однако у него, по крайней мере, есть Шанталь, а она красотка ничуть не хуже тех, кого показывают в кино и по телевизору. Любовниками в строгом смысле они еще не стали: дефлорация в продуктовом фургончике не особо порадовала Шанталь, и она поклялась до свадьбы «не раздвигать ноги». И в любви друг другу они не признавались, хотя и договорились не встречаться ни с кем больше.