Розамунда Пилчер - Сентябрь

Она сказала:

— Вернулись, наконец. Пошли.

Взяла его под руку, и они поднялись на крыльцо. Конрад вошел в дом следом за ними. На лице американца она увидела те же знаки усталости. Отложив расспросы, она обратилась к делам насущным:

— Вы ужасно устали, да еще и голодны, конечно. Я ничего не готовила до вашего возвращения. Но я сейчас, в одну минуту. Вы оба почувствуете себя лучше, когда немного подкрепитесь.

Конрад сказал:

— По-моему, неплохая мысль.

Но Арчи покачал головой.

— Немного погодя, Изабел. Сначала я должен позвонить. Надо сообщить Эдмунду Эрду, у них должны были уже исправить телефон.

— Милый, разве с этим нельзя немного повременить?

— Нет, — он поднял руку. — Я хочу сначала поговорить с ним. Вы идите с Конрадом. Я недолго.

Изабел открыла было рот, чтобы заспорить, но передумала и промолчала. Арчи повернулся и тяжело, с трудом, пошел от них по коридору к себе в кабинет. Изабел и Конрад стояли и молча смотрели ему вслед. Дверь кабинета закрылась за ним. Они переглянулись.

— Я думаю, ему хочется сейчас остаться одному, — сказала Изабел.

— Вполне естественно, — кивнул Конрад. На нем были чужие резиновые сапоги зеленого цвета и старый пиджак Арчи. Голова непокрыта, и глаза за толстыми стеклами очков полны сочувствия.

— Ужасно это было? — спросила она.

— Да, — ответил Конрад участливо. — Да. Это было очень тяжело.

— Где вы ее нашли?

— Там, где и сказал Вилли. У шлюза.

— А она… — Изабел попробовала выразиться иначе: — Сколько она там пробыла?

— Всего несколько часов.

— А, ну да.

Всего несколько часов. Недостаточно времени, чтобы измениться, разбухнуть, начать разлагаться.

— Хорошо, что Вилли ее так скоро заметил. С вашей стороны очень любезно было съездить с Арчи и привезти его домой. Не могу выразить, как я вам благодарна.

— Самое меньшее, что я мог сделать.

— Да. В сущности, что теперь сделаешь? Ничего.

— Да, в сущности, ничего.

Сама собой всплыла следующая тема: завтрак.

— Вы, должно быть, умираете с голоду?

— Это верно. Но сначала я, если можно, должен снять эти сапоги и вымыть руки.

— Конечно. Я буду на кухне.

Люсилла с Джеффом куда-то исчезли. Изабел достала сковороду, сосиски, бекон, помидоры, яйца. Сунула ломтики хлеба в тостер, приготовила свежий кофе и положила на стол два прибора. Когда появился Конрад, завтрак был уже почти совсем готов. Она налила в кружку кофе и поставила перед ним.

— Пейте, пока горячий. А я сейчас поджарю вам яйцо. Вы как любите, солнышком, по-американски?

— Да. Изабел…

Она обернулась от плиты.

— Что?

— Я думаю, мне надо сегодня же уехать. У вас и так сейчас слишком много забот, чтобы еще ухаживать за гостями.

Она испуганно вздернула брови.

— Но ведь вы собирались уезжать завтра?

— Я могу вызвать по телефону такси и перебраться в аэропорт…

— Конрад, пожалуйста, не думайте об этом!

— Но сейчас не время для посторонних в доме…

— Вы для нас не посторонний. Я считаю вас другом. И мне было бы очень неприятно, если бы вы посчитали себя обязанным уехать от нас на сутки раньше. Но, конечно, если вам так лучше, я вполне вас пойму.

— Мне вовсе так не лучше…

— Я догадываюсь. Вы заботитесь о нас. Но нам сейчас очень важно, чтобы рядом были друзья. Как сегодня утром, например. Что бы мы делали без вас? Арчи, я знаю, хотел бы, чтобы вы остались. Еще хотя бы на одну ночь.

— Если это правда так, я, конечно, останусь.

— Это правда так. И правда, что я считаю вас другом. Вы приехали в Крой незнакомым человеком, никто тут вас не знал и никогда о вас не слышал. Но уже через несколько дней у меня появилось такое чувство, будто мы знакомы всю жизнь. Я очень надеюсь, что вы приедете еще и опять поживете у нас.

— С удовольствием. Спасибо.

Изабел улыбнулась.

— И привозите дочурку. Детям здесь хорошо.

— Осторожнее. А то я поймаю вас на слове.

Изабел ловко расколола и вылила яйцо на сковороду.

— Когда вы улетаете?

— В четверг.

— И Вирджиния с вами летит?

— Нет. Генри вернулся домой, и она остается. Отказалась от билета, собирается сегодня позвонить своим старикам, все объяснить. Может быть, они с Эдмундом приедут будущей весной. Тогда мы там все встретимся.

— Она уже настроилась. Но, наверное, так будет лучше. Всегда приятнее ездить с мужем, — Изабел наклонилась, достала из духовки тарелку с его завтраком, положила сверху глазунью и поставила все это перед ним на стол. — Ну, принимайтесь за еду, накочегарьтесь хорошенько, как говорит мой сын Хэмиш.

Она оглянулась на часы.

— Что это Арчи так задержался? Я, пожалуй, отнесу ему наверх кружку с кофе. Ничего, если я оставлю вас наедине с вашим завтраком?

— Конечно. Мне кажется, что это самый вкусный завтрак, какой мне случалось в жизни есть.

— Вы его заработали, — уходя, отозвалась Изабел.

Арчи сидел за столом у себя в кабинете в старом отцовском кресле, со всех сторон окруженный вещами отца. Окно кабинета выходило на запад, и поэтому солнце сюда сейчас не проникало. Хорошо, что здесь так тихо и никого нет. Подавленный усталостью и горем, Арчи выжидал, пока у него накопится довольно сил, чтобы снять телефонную трубку и позвонить в Балнед Эдмунду Эрду.

С того самого мига, когда Вилли Снодди подыскал, наконец, слова для передачи своего ужасного известия, Арчи ощущал в душе какое-то онемение, делавшее его неспособным к умственному усилию. Все необходимые действия он выполнял будто во сне.

Прежде всего — разбудить Изабел, чтобы она была рядом. С ней одной он мог поделиться своим страшным горем. Потом вдвоем с Изабел они пошли в комнату Пандоры и застали там обычный беспорядок, словно она вышла на минуточку и сейчас вернется. Не он, а Изабел раздернула тяжелые портьеры и открыла окна, выпустив наружу удушающий аромат пролитых духов. И заметила конверт на секретере тоже она, взяла его и протянула Арчи.

Последнее, прощальное письмо Пандоры они прочитали вместе.

А после — неизбежные, мучительные хлопоты: звонок в полицию, невыносимо долгое ожидание, пока прибудет полицейская машина с врачом. Потом бесконечная дорога на озеро, чуть не ползком, в гору по крутой, ухабистой грунтовой дороге. И мрачная, страшная работа — вытаскивать из воды тело сестры.

Ну и судьба у него. Не успел изжить травму воспоминаний о Северной Ирландии, и вот опять на душе жуткий, непосильный груз. Мертвая Пандора, как большая мокрая кукла, у заслонки шлюза. Лицо без единой кровинки, намокшие волосы, точно шелковые нити, обмотались вокруг шеи. Белые тонкие веточки-руки. В шелковом подоле запутался разный плавучий сор — сучки, камышинки, водоросли.

Если бы только возможно было изгнать из памяти этот навсегда запечатлевшийся образ.