Закир Дакенов - Вышка

Он выплюнул травинку, и рот его заходил, как красный круглый эспандер под сильной рукой:

— Теперь вы — второй взвод первой учебной роты. Я — командир первого отделения. Старший сержант Хоменко — заместитель командира взвода…

— Нам сказали…, - вылетел голос.

— Отставить разговоры в строю! — красный эспандер с силой сжимал слова. И они выпрыгивали упруго и тяжело. — Вы теперь не на гражданке. Ну ничего, вы это скоро поймете.

Небо проступало все ясней, ветерок поддувал в голый затылок; мелькали серыми мгновениями птицы, разбрасывая звонкий крик, а еще выше — самолет разрезал синь белой дымной полосой… Форма, до чего она шероховата и тверда, стискивает все тело…

— Напря-фу!

Юрченко привел нас в белое здание — столовую. Много-много круглых покачивающихся голов над длинными столами, быстрый стук ложек… Учебная рота завтракала.

Окружили свободный стол, посыпались на дощатые лавки.

— Вста-ать!

Над столом нависал тот, «ночной» сержант, как его? Хоменко…

— Команда «Садись» была? — Он стоит и смотрит сразу на каждого из нас. В тишине слышно, как застывают снова тела, воздух позванивает, позванивает…

— Садись!

Сели, и воздух сразу заходил волнами: застывшие тела начали опять шевелиться — сначала один, потом еще, а потом со всех сторон полетело:

— Хлеб передайте!.. Э, куда ты мой чай тащишь?.. Че, самый голодный, шо ль?..

— Встать!! — Хоменко снизу врезал ногой по столу — подпрыгнули миски, брызнули жидкой кашей. — Выходи строиться!

Головы тоже подпрыгнули, и все шумно потекли на солнце, построились. Кто-то говорил кому-то:

— Из-за тебя!

— Пошел ты… — отвечали.

Хоменко шагнул к говорившему, короткий глухой звук — и тот провалился во вторую шеренгу.

— Нале-фо! Шаге-арш!

Пришагали к подножию сопки. По команде остановились по колено в зыбкой траве, просвечивают белые камушки, похожие на воробьиные яички.

— Так, завтракать мы не хотим, — Хоменко цвиркнул слюной в траву. — Так, жалко, ружпарк закрыт, ОЗК [2] ОЗК — общевойсковой защитный костюм (резиновый). бы вам. Общевойсковой заменитель кайфа. Ладно, обойдемся… — Он поднял голову, посмотрел на небо, и я увидел, как на шее его разбухают жилы. — Упор лежа… принять!

Землю вырвало из-под ног, полетели навстречу зеленая трава и белые камушки.

— В столовую ползком марш!

В глазах маячат подошвы впереди ползущего, измазанные соком травы, с мохнатой пылью, и своими подошвами чувствую дыхание сзади; на горящих локтях и коленках тяну вперед наполненное дрожью тело. Скрип, скрип…

В столовой — прохладная тишина. Она тут же становится горячей — раскаляется от наших тел. За последним столом три сержанта в побеленных солнцем хэбэ пьют чай. Рассаживаемся, и только слышно, как оседает дыхание под твердой формой. Сахара уже нет, один встал и подошел к сержантам.

— Разрешите сахар…

Миска, стоявшая перед белобрысым сержантом, блеснула, взлетая, и шарахнула спросившего по лицу.

Стук ложек оборвался. Тишина лопнула, накрыла вскочивших сержантов топотом и звуками ударов.

Белобрысый сержант с красной блестящей полосой от рта до уха вспрыгнул на стол, перелетел на другой и выскочил.

Через несколько секунд послышался нарастающий грохот, и в столовую влетела толпа сержантов, окруженная блеском пряжек. И заворочалась одна сплошная куча криков, свиста ремней и топота. По затылку мне врезало железно и тупо, сквозь гул, наполнивший голову, услышал:

— Все! Отошли, отошли! Мы их по уставу…

Мы стоим на огнедышащем плацу, придавленные солнцем. Шагах в десяти от нашей колонны — другая, прибывшая до нас. Они стоят, впечатанные в белый неподвижный воздух, туго сбитой колонной. Человек восемь сержантов прохаживались между колоннами, пятеро или шестеро стояли напротив, заложив руки за спину. Хоменко посередине, нам видна половина его лица.

Выпуклая грудь Хоменко начала медленно приподниматься, разрастаться… вот-вот пуговицы и значки сыпанут во все стороны.

Приподнимается, приподнимается… — Вооруженные Силы… — грудь его застыла на один миг, чтобы вытолкнуть, — вспышка с тыла!!

Соседняя колонна разом рухнула. На том месте, где она только что неподвижно стояла, теперь одни неподвижные спины. От этого пошел ветерок, и наша колонна немного покачнулась; кто-то переступил с ноги на ногу.

— Отставить!

Бух-бух! — лежащая колонна уже стоит.

— Вас команда не касается? — Хоменко говорил спокойно, руки держал за спиной. — Вспышка с тыла!

Упала, как картонная, соседняя колонна. И опять от этого накатил ветер, и нас качнуло.

Хоменко перевел взгляд на неподвижные спины, устилающие плац.

— Отставить!.. Вспышка с тыла! — Бух-бух! — вскочил. — Отставить… Вспышка справа!.. Вспышка слева!.. — Бух-бух!

Они уже не успевали припасть к бетону — отставить! — отталкивались обратно… не успевали встать прямо — вспышка с тыла! — падали. И ветер от этого становился все сильней, и наша колонна покачивалась все сильней. Поверх головы Хоменко вижу на далеком-далеком шоссе остановился автобус, оттуда вышли и двигаются к сопке люди, сумки в руках… Скрываются за сопкой.

— Ползком-арш! Отставить. Вспышка справа!.. Пол… ар… ла… аа!..а!

Хоменко резко, на одном каблуке, повернулся к нам.

— Вспышка с тыла!

Ветер накатил, колени сломались — и горячий бетон дохнул в лицо.

Офицер с круглым лицом, прорезанным белозубой улыбкой, барабанил пальцами по столу, общелкивал веселыми глазами нас.

Сидим в прохладной беседке за дощатыми столами. Только что был обед, тяжело… Лицо офицера ускользает, голос его то отдаляется, то звучит совсем близко.

— Вас ждет нелегкая, полная лишений и тягот и вместе с тем почетная служба. — Он собрал, скомкал улыбку, и голос его зазвучал тяжело. — Вам предстоит охранять людей, забывших, поправших понятия чести, совести, посягнувших на устои нашего с вами государства. Любой из них, находясь на свободе, может, не задумываясь, убить вашу мать, изнасиловать сестру, невесту… у-у-у…

Уплываю куда-то по частям, глаза тяжелеют, тяжелеют… Сжимаю голову руками, чтобы лицо офицера остановилось.

— …Не случайно ваша служба называется боевой, ибо все, кто находится там, ваши враги. Враги коварные и беспощадные, но неопасные до тех пор, пока вы… сжимаете в руках оружие… орое доверяет вам народ… Это нелегкое бремя…

Сильный всхрап сзади.

— Встать, — сказал офицер. Не закричал, спокойно сказал. — Сержант Юрченко.

— Я! — натянутая спина заслонила круглое лицо. Слышно, как наливается в стакан вода из графина, звук глоточков…

— Ну-ка, проведите-ка небольшую разминочку на плацу. Я вижу, им тяжело слушать.