Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 6, 2002

Но при всей своей типичности эти персонажи более или менее портретны — современники их узнавали. Например, в ряду карикатурных героев 8-й главы тот, кто волею редакторов был поименован «Проласовым», находится между двумя шаржами, в одном из которых безошибочно угадывался граф Г. Ф. Моден («на всё сердитый господин») [37] См.: Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989, стр. 199. , а в другом — англичанин Томас Рейкс («путешественник залетный, перекрахмаленный нахал») [38] См.: Глинка С. Англичанин о Пушкине зимою 1829–1830 гг. — В кн.: «Пушкин и его современники». Вып. XXXI/XXXII. Л., 1927, стр. 110. . Среди столь прозрачных эпиграмматических намеков отвлеченное амплуа Пролаза кажется «инородным телом».

Не только кажется — так и есть. Во всех прижизненных изданиях на том месте, где сейчас печатается Проласов, стояли три звездочки, которые однозначно прочитывались как пропуск фамилии настоящей, а не вымышленной (придуманную незачем и пропускать!):

Ясно, почему Проласов очутился в тексте: редакторам хотелось заполнить все лакуны, которые, на их взгляд, мешают читать и вредят эстетическому впечатлению [40] Полностью этой цели все равно не добились. Ср. 43-е примечание к «Онегину», к стихам о «верстах», «мелькающих в глазах как забор»: «Сравненiе, заимствованное у К***, столь извѣстнаго игривостiю воображенiя» (там же, стр. 291). В большом академическом собрании сочинений (где ошибочно напечатано: игривостию изображения) сокращение не раскрыто: предположение Б. Л. Модзалевского о том, что под К *** подразумевается князь Д. Е. Цицианов, очень убедительно, но не имеет силы доказательства (см.: Пушкин. Дневник. 1833–1835. М.; Пг., 1923, стр. 101). . Ясно и то, откуда Проласов взялся — из промежуточного белового автографа, на этапе которого в описании гостей также встречались другие вымышленные фамилии: Гр<���аф> Турин, кн<���язь> Бродин или Простов, диктатор бальный (стр. 629). Ср.:

Изо всей этой строфы в окончательный текст попало только начальное четверостишие, и то в измененной редакции: на место Проласова поэт поставил имя какого-то исторического лица. Возможно, это А. Н. Оленин [41] См.: Набоков В. Указ. соч., стр. 564–570. . Он сам и его дочь, отвергнувшие сватовство Пушкина, не раз фигурируют в черновиках XXVI строфы: Annette Olenine тут была ® Тут Лиза Лосина была ® Тут [Лиза] дочь его была; Тут был отец ее пролаз / Нулек на ножках (стр. 512–514). В последних стихах описана монограмма Оленина, дважды начертанная рядом: А (стр. 514, примеч. 1). Как бы то ни было, меняя три звездочки в окончательной редакции «Онегина» на имя Проласова, извлеченное из полностью переработанного беловика, текстологи уподобляются гоголевской Агафье Тихоновне, пожелавшей приставить губы Никанора Ивановича к носу Ивана Кузьмича.

Перекраивая чужой текст по собственному усмотрению, редактор превращается в соавтора. Но своего соавторства он не декларирует, а, наоборот, тщательно его скрывает: я уже приводил обязательство Томашевского напечатать роман «в той редакции, какая установлена самим Пушкиным в изданиях 1833 и 1837 гг.» [42] Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 6, стр. [V]. . Обязательство, неисполнимое в принципе: редакция 1837 года отличается от редакции 1833 года. Томашевский был об этом прекрасно осведомлен: в примечаниях к академическому «Онегину» он утверждал, что пушкинское произведение «печатается по изданию 1833 г. с расположением текста по изданию 1837 г.» [43] Там же, стр. 660. . Согласимся, идея довольно нелепая: брать текст из одной редакции, а композицию текста — из другой. Если бы редактор это намерение довел до конца, первыми словами автора в романе стали бы такие: «Четвертая и пятая Главы вышли в свет с следующим посвящением П. А. Плетневу:

и т. д.» (стр. 655). В самом деле, в издании 1833 года посвящение Плетневу находилось в 23-м примечании к роману, где сопровождалось только что процитированным предуведомлением. В 1837 году Пушкин это примечание исключил, а посвящение (без указания адресата и, разумеется, без предуведомления) перенес в начало «Онегина». Точно так же сделал Томашевский, в основном сохранив — вопреки собственному обещанию — не только расположение, но и текст 1837 года.

Иногда Томашевский следовал изданию 1837 года и там, где оно отличается от предыдущего только текстом, а не его расположением. В отдельном издании 1-й главы (1825) стих Подъ небомъ Африки моей [44] В большом академическом собрании сочинений опечатка: Под небом моей Африки (стр. 654). был снабжен пространным примечанием о пушкинском прадеде Абраме Петровиче Ганнибале [45] См.: Пушкин А. Евгений Онегин. Роман в стихах. СПб., 1825, гл. I, стр. 57–59. . Позднее текст этого примечания автор последовательно редуцировал. В 1833 году от четырех исходных абзацев осталось одно предложение: «Авторъ, со стороны матери, происхожденiя Африканскаго» [46] См.: Пушкин А. Евгений Онегин. Роман в стихах. СПб., 1833, стр. 267, примеч. 11. . А в 1837 году Пушкин окончательно вывел тему своего происхождения за рамки романа, ограничившись ссылкой: «См. первое изданiе Евгенiя Онѣгина» [47] Пушкин А. Евгений Онегин… Изд. 3-е, стр. 285, примеч. 11. . Именно так, по тексту последней прижизненной публикации, напечатал 11-е примечание Томашевский.

Что же тогда на самом деле таит в себе загадочная фраза редактора о том, что текст печатается по изданию 1833 года, а располагается по изданию 1837 года? Это значит, по всей видимости, вот что. Изменения на макроуровне, то есть сокращение, перемещение или правка заметных объемов текста (длиной не менее предложения), были Томашевским учтены; в то же время микроправку редактор практически проигнорировал. Хроническое недоверие текстологов к предсмертному изданию «Онегина» плохо объяснимо, особенно если поверить в то, что его «послѣднюю корректуру самымъ тщательнымъ образомъ просматривалъ самъ Пушкинъ» [48] «Краткий обзор книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых за сто лет. 1782–1882». СПб., 1882, стр. 69. .