Йенс Шпаршу - Комнатный фонтан

23 декабря (канун!).

Хорошие новости: Юлия пока не отказалась! (Она вообще пока не подает никаких признаков жизни.) Вот почему я тем не менее решил купить заранее кролика. Лучше всего, конечно, было бы послать за кроликом Пятницу, чтобы не оставлять телефон без присмотра. Подумав, я выбрал компромиссный вариант: снял трубку и положил ее рядом с аппаратом. Пусть Юлия думает, что мы дома. После этого мы с Пятницей помчались в магазин.

По ходу дела я проверил почтовый ящик — пусто. Правильно, что я отставил всю эту писанину с поздравительными открытками.

Перед обедом мы с Пятницей возобновили прерванные занятия. Какие-то основные вещи, будем надеяться, он все-таки уже усвоил. На большее рассчитывать с ним не приходится. В 14 часов дня я полностью приостановил все занятия.

Решающую роль при принятии этого решения сыграл скорее всего наш номер с тапкой, который постепенно превратился для нас обоих, особенно для меня, в настоящую муку. Как только Пятнице удавалось завладеть моей тапкой, он тут же забирал ее себе. О добровольной выдаче трофея нечего было и думать. Никакие уговоры тоже не действовали. На мое же требование, высказанное в ультимативной форме, немедленно вернуть мне, как владельцу, мою собственность, он отвечал весьма недружественным рычанием.

В конце концов я решил отказаться от своих требований, тем более что местонахождение второй тапки мне тоже было неизвестно. Могу только предположить, что она попала в поле зрение пса, каковой присовокупил ее к одной из своих заначек, появившихся с недавнего времени по его инициативе у нас в квартире на случай непредвиденных обстоятельств.

Правда, я произвел, для поддержания общего порядка, вооружившись карманным фонариком, выборочный осмотр мест потенциального размещения пунктов резервного жизнеобеспечения (под диваном, в районе стеллажей в коридоре, нижний отсек), но очень быстро отставил это мероприятие. DiaBHoe, что я освободил все основные проходы и выходы, и ключевые позиции имели вполне приличный вид. Если я сейчас, в последнюю минуту, примусь выгребать из-под шкафа и т. д. всю пыль, которая начала уже там куститься, то вся работа предыдущих дней пойдет насмарку. Я решил всё оставить как есть и сел посидеть на кухне. По радио передавали мою любимую песню, английскую: «Words are very unnecessary». Я ушел в себя. Что такое со мной произошло? Ничего. Ничего особенного. Мое сердце исполнило мне давно забытый вальс одиноких сердец. С тревогой я смотрел в будущее, не зная, что сулит мне встреча с Юлией.

За эти дни, проведенные дома, я успел растерять остатки тех немногочисленных слов, которые я пустил в расход на предрождественские покупки. Слова исчезли. Ушли, наверное, на заслуженный отдых, в отпуск. Но я совершенно не скучал без них, даже не думал. И все же в предстоящем разговоре с Юлией мне будет некоторых из них не хватать.

На всякий случай я решил произвести ревизию и сказал столу — «стол», стакану — «стакан», сигарете — «сигарета», пеплу — «пепел», пыли — «пыль». Чтобы услышать хоть какой-то звук человеческой жизни, я рассмеялся, глядя в стенку:

— Ха-ха-ха!

Бетонная плита отозвалась коротким суховатым эхом.

24 декабря.

О том, как точно развивались события утром 24 декабря, я могу дать лишь очень смутные сведения. Со всею определенностью знаю только, что накануне я поставил себе будильник. Я хотел вовремя провести все подготовительные мероприятия.

Вероятнее всего, это произошло в то время, когда мы с Пятницей вышли на утреннюю прогулку. Я перенес ее на 10 ч., чего, конечно, Юлия знать не могла (как я все время твердил себе потом). Причина этой передвижки была практического свойства. С утра пораньше я привел кухню в стартовую позицию и собирался в половине одиннадцатого, после прогулки, помыться, побриться и ровно к назначенному времени предстать свеженьким, чистеньким, выбритым и в полной боевой готовности.

В почтовом ящике опять ничего не было. Или, точнее, ничего от Юлии.

Когда мы, что-то около половины одиннадцатого, запыхавшись (потому что мы страшно торопились, у нее оставался последний шанс, времени было только на звонок, да и то в обрез), ввалились в квартиру, я сразу заметил, что Пятница вдруг стал проявлять беспокойство. С громким лаем он помчался в комнату отдыха и досуга. Я последовал за ним. Сначала нерешительно. Потом немного быстрее, потом еще быстрее, ноги несли меня вперед — сколько раз проделывал я этот путь! — и вот она уже совсем близко, маленькая, неприметная дверь, я подбегаю, нажимаю ручку… И, ослепленный, замираю на пороге!

На верстаке, прикрытый сверкающей ёлочной мишурой, лежал рождественский подарок! Поверх всего, как в гнезде, сидел шоколадный Дед Мороз. Я развернул бумагу. Носки, зеленая вязаная шапочка. И пакетик марципановых картошек (еще помнит!).

— Пятница! Дружище! — кричал я. — Дружище!..

Как сумасшедший я бросился обыскивать квартиру. Пусто.

Пятница смотрел на меня виноватыми глазами. Обливаясь слезами, я погладил его — он-то тут при чем.

Вынимая из упаковки носки, я обнаружил открытку, двойную. Я открыл ее.

«Ты очень милый!» — было написано там. Я сел. Дальше, в самом низу, под золотой ёлочной веткой, шло продолжение: «Но жить с тобой я не могу! Юлия».

— Всё, — сказал я Пятнице, который как раз собрался разделаться с Дедом Морозом. — Я кому сказал, всё! Фу!

Я проснулся на своем диване.

Мне хотелось что-нибудь такое с собою сделать. Только вот что?

Я достал себе сигарету и печенье. Печенье крошилось. И пусть себе крошится. Посыпая пол крошками, я подошел к телефону и набрал номер Конни. «Нас, к сожалению, нет дома. Оставьте…»

Я прошелся по квартире. Не хватало большой черной дорожной сумки. Помимо этого, насколько я мог судить, исчезли и некоторые Юлины вещи из шкафа. Из отделения для документов в стенке пропала Юлина железнодорожная карточка.

Я лег на диван и тут же снова вскочил. Нельзя ни в коем случае раскисать и распускаться! Я зажег свечку и объявил, хотя еще было рановато, раздачу подарков. Подарков было немного. Но Пятница казался вполне довольным. Конечно, настроение было не то, хотя я и задернул шторы, чтобы было как-то потемнее. Я поставил пластинку с Крейцеровой сонатой и пристроился к Пятнице смотреть ящик. Как я ни старался, я все никак не мог сосредоточиться на японских мультфильмах. В мастерской я снова и снова перечитывал Юлину открытку. Долго думал я, что же мне делать, но так ничего и не придумал. Тогда я оторвал верхнюю половину открытки. Вторую, с текстом, согнул посередине и тоже разорвал, по сгибу. Верхнюю часть положил на хранение в ящик с документами (левая тумба письменного стола, средний ящик), нижнюю сунул в карман брюк.