Виктор Пелевин - Ампир «В»

Он зевнул и закрыл глаза.

Прошла примерно минута тишины – видимо, Энлиль Маратович решил начать не просто издалека, а из такого далека, чтобы в первое время вообще ничего не было заметно. Я решил, что он уснул, и вопросительно посмотрел на Геру. Гера пожала плечами. Вдруг Энлиль Маратович открыл глаза и заговорил:

– Есть одна старая идея, которая часто излагается в фантастических и оккультных книгах: людям лишь кажется, что они ходят по поверхности шара и глядят в бесконечное пространство, а в действительности они живут внутри полой сферы, и космос, который они видят, – просто оптическая иллюзия.

– Знаю, – сказал я. – Это эзотерическая космогония нацистов – они даже собирались строить ракеты, которые полетят вертикально вверх, пройдут сквозь зону центрального льда и поразят Америку.

Моя эрудиция не произвела на Энлиля Маратовича впечатления.

– На самом деле, – продолжал он, – это чрезвычайно древняя метафора, которая была известна еще в Атлантиде. Она содержит прозрение, которое люди в те времена не могли выразить иначе, чем иносказательно. Прозрение вот в чем: мы живем не среди предметов, а среди ощущений, поставляемых нашими органами чувств. То, что мы принимаем за звезды, заборы и лопухи, есть просто набор нервных стимулов. Мы наглухо заперты в теле, а то, что кажется нам реальностью – просто интерпретация электрических сигналов, приходящих в мозг. Мы получаем фотографии внешнего мира от органов чувств. А сами сидим внутри полого шара, стены которого оклеены этими фотографиями. Этот полый шар и есть наш мир, из которого мы никуда не можем выйти при всем желании. Все фотографии вместе образуют картину мира, который, как мы верим, находится снаружи. Поняли?

– Да, – сказал я.

– Простейший ум похож на зеркало внутри этого полого шара. Оно отражает мир и принимает решение. Если отражение темное, надо спать. Если светлое, надо искать пищу. Если отражение горячее, надо ползти в сторону до тех пор, пока не станет прохладно, и наоборот. Всеми действиями управляют рефлексы и инстинкты. Назовем этот тип ума «А». Он имеет дело только с отражением мира. Поняли?

– Конечно.

– А теперь попробуйте представить живое существо, у которого два ума. Кроме ума «А», у него есть ум «Б», который никак не связан с фотографиями на стенах шара и производит фантазмы из себя самого. В его глубинах возникает такое… полярное сияние из абстрактных понятий. Представили?

– Да.

– Теперь начинается самое важное. Представьте, что ум «Б» является одним из объектов ума «А». И те фантазмы, которые он производит, воспринимаются умом «А» в одном ряду с фотографиями внешнего мира. То, что ум «Б» вырабатывает в своих таинственных глубинах, кажется уму «А» частью отчета о внешнем мире.

– Не понимаю, – сказал я.

– Так только кажется. Вы оба сталкиваетесь с этим много раз в день.

– Можно пример? – спросила Гера.

– Можно. Представь себе, скажем… Что ты стоишь на Новом Арбате и смотришь на два припаркованных у казино автомобиля. По виду они почти одинаковые – черные и длинные. Ну, может быть, один чуть ниже и длиннее. Представила?

– Да, – сказала Гера.

– Когда ты замечаешь разницу в форме кузова и фар, отличие в звуке мотора и рисунке шин – это работает ум «А». А когда ты видишь два «мерса», один из которых гламурный, потому что это дорогущая модель прошлого года, а другой – срачный ацтой, потому что на таком еще Березовский ездил в баню к генералу Лебедю и в наши дни его можно взять за десять грин – это работает ум «Б». Это и есть полярное сияние, которое он производит. Но для тебя оно накладывается на две черные машины, стоящие рядом. И тебе кажется, что продукт ума «Б» – это отражение чего-то действительно существующего снаружи.

– Хорошо объясняете, – сказал я. – А разве оно не существует снаружи на самом деле?

– Нет. Это легко доказать. Все отличия, которые замечает ум «А», могут быть измерены с помощью физических приборов. Они останутся такими же и через сто лет. А вот те отличия, которые приписывает внешнему миру ум «Б», никакой объективной оценке или измерению не поддаются. И через сто лет никто даже не поймет, в чем именно они заключались.

– А почему тогда разные люди, увидев эти две машины, подумают одно и то же? Насчет того, что одна гламурная, а другая срачная? – спросила Гера.

– Потому что ум «Б» у этих людей настроен на одну и ту же волну. Он заставляет их видеть одинаковую галлюцинацию.

– А кто создает эту галлюцинацию? – спросил я.

– Ум «Б» и создает. Точнее, множество таких умов, поддерживающих друг друга. Этим люди отличаются от животных. Ум «А» есть и у обезьяны, и у человека. А вот ум «Б» есть только у человека. Это результат селекции, которую провели вампиры древности.

– А зачем дойному животному этот ум «Б»?

– Тебе еще не ясно?

– Нет, – сказал я.

Энлиль Маратович посмотрел на Геру.

– Тоже нет, – сказала она. – Наоборот, только сильнее запуталась.

– А причина одна. Вы до сих пор думаете как люди.

В очередной раз услышав этот приговор, я рефлекторно втянул голову в плечи. Гера буркнула:

– Научите думать по-новому.

Энлиль Маратович засмеялся.

– Милая, – сказал он, – у вас в голове пятьсот маркетологов срали десять лет, а вы хотите, чтобы я там убрал за пять минут… Вы только не обижайтесь. Я ведь вас не виню. Сам таким был. Думаете, я не знаю, о чем вы размышляете по ночам? Отлично знаю. Вы не можете понять, где и как вампиры достают человеческую красную жидкость. Вы думаете о донорских пунктах, об умученных младенцах, о подземных лабораториях и прочей белиберде. Разве не так?

– Примерно, – согласился я.

– Хоть бы одно исключение за сорок лет, – сказал Энлиль Маратович. – Вот это, если хотите знать, и есть самое поразительное, что я видел в жизни. Эта всеобщая слепота. Когда вы поймете, в чем дело, она тоже покажется вам удивительной.

– А что мы должны понять? – спросила Гера.

– Давайте рассуждать логически. Если человек – дойное животное, его главным занятием должно быть производство пищи для вампиров. Верно?

– Верно.

– Теперь скажите, какое занятие у людей самое главное?

– Деторождение? – предположила Гера.

– Это в цивилизованном мире бывает все реже. И уж точно это не главное занятие человека. Что для человека важнее всего?

– Деньги? – спросил я.

– Ну наконец. А что такое деньги?

– А то вы не знаете, – пожал я плечами.

При положении тела вниз головой это было очень странное движение.

– Я-то может и знаю. А вот знаете ли вы?

– Есть где-то пять… Нет, семь научных определений, – сказал я.

– Я знаю, что ты имеешь в виду. Но у всех твоих определений есть один фундаментальный недостаток. Они придуманы с единственной целью – заработать денег. А это все равно что пытаться измерить длину линейки самой линейкой…