Роман Грачев - Вокзал для одного. Волшебству конец

Я смотрю направо. Поезда больше нет. Точнее, нет пассажирских вагонов, в моем распоряжении остался лишь локомотив. Стало быть, если мне и посчастливиться пуститься в обратный путь, придется воспользоваться каким-то другим транспортом. А выбор здесь, как вы понимаете, крайне скуден.

С каждым часом все интереснее и интереснее…

Я поднимаю ворот куртки. Дышу свежим воздухом. Вокруг благоговейная тишина. Совершенно очевидно, что кроме вокзала в этой снежной пустыне ничего нет. Здесь одна железнодорожная ветка, один локомотив, один вокзал – и один я. А с густого и серого неба, нависшего над головой, уже падают первые робкие снежинки.

– Джингл-беллз, джингл-беллз, – пытаюсь напеть и обнаруживаю, что совсем осип. Прокашливаюсь. Делаю первый шаг. Гигантская минутная стрелка на циферблате тут же меняет свое положение, поднимаясь вверх на одно деление.

Дворец оживает.

Каждые новогодние каникулы моя матушка сетует: «Нет никакого новогоднего настроения!». Сейчас она у меня пенсионерка, а до этого занимала один из постов в Горздравотделе, очень мутной организации, озабоченной не столько нашим здоровьем, сколько благосостоянием своих апологетов (к слову, матушка моя – честный человек, и к пенсии, увы, не имеет ни дорогой машины, ни загородного домика, ни похвальных грамот от начальства; как у нее это получилось, ума не приложу). В общем, последние годы на службе, а теперь и на пенсии, она неизменно в середине декабря начинает хныкать: всего вокруг навалом – и праздничных огней, и елочных базаров, и ледовых городков по всему городу, и с мандаринами теперь нет никаких проблем, и поросячье «джингл-беллз» лезет из всех дыр, а праздничного настроения – хрен!».

Поначалу я снисходительно усмехался, но с течением времени и сам стал впадать в предпраздничную кататонию. Мандарины действительно продаются круглый год, если вы понимаете, о чем я говорю, а у взрослого человека в новогодние праздники всех-то развлечений – оливье, шампанское, водка, огуречный рассол первого января, сауна второго января, и так вплоть до полного физического и душевного расстройства десятого января, спасибо нашему щедрому правительству за стимуляцию безделья… (чем больше пьешь, тем меньше думаешь, а отказывающееся думать население – счастье для любого правительства).

Однако «Любкина Обитель», как я уже мысленно окрестил мраморную башню, высившуюся сейчас передо мной в какой-то иной реальности, кажется, решила явить собой квинтэссенцию новогоднего сумасшествия. Едва я делаю первый шаг к крыльцу, замок стремительно оживает, словно запускается где-то механизм (очевидно, он прячется в часах на башне), и начинают вертеться гигантские и неповоротливые ролики, шестеренки, тросы, сначала медленно, потом постепенно разгоняясь, и остановившаяся было пластинка с чужими буржуазными «Колокольчиками» тоже стала разгоняется до своего обычного темпа, и вот уже привычная песенка снова звучит из невидимых динамиков, развешанных по углам и столбам. Она несется на меня отовсюду.

Я останавливаюсь. Меня берет оторопь. Кто-то решил исправить досадное недоразумение и вернуть мне радость бытия с помощью банальных спецэффектов.

К двум прожекторам, освещавшим фасад башни, добавляется еще штук шесть. Они лупят вверх, освещая шпиль. Одновременно включается вся остальная иллюминация, таившаяся внутри здания и на наружных его стенах: включаются юпитеры, гирлянды, светильники, поливающие окрестности желтым, красным, зеленым. Окна заливает свет, будто внутри начинается невероятной красоты бал. Я не могу увидеть, действительно ли это так, но ощущения похожие. Кто-то ждал лишь меня, чтобы дать отмашку дирижеру оркестра. Слева от меня вдруг неожиданно вспыхивает нечто настолько яркое и помпезное, что я невольно отшатываюсь в противоположную сторону. Елка! Большая новогодняя ель, способная по высоте и великолепию конкурировать с самой башней. Ее окутывает гирлянда с миллионом разноцветных лампочек, а макушку венчает пятиконечная звезда, все как положено. Я невольно раскрываю рот и высовываю язык.

– Да уж, конец волшебству…

Передо мной расстилается дорожка, вымощенная фигурной тротуарной плиткой. Мне больше не хочется стоять и смотреть, чем все это закончится, мне хочется действовать. Я направляюсь к главным дверям, массивным и старинным, без всяких этих дурацких штучек вроде фотоэлементов и прочей электроники. Праздничное сумасшествие вокруг меня усиливается, как будто Хозяин, ожидающий внутри, приходит в неописуемое возбуждение, видя мою решимость. Он радуется моему приходу и хочет произвести сокрушительное впечатление. Что ж, ему удается. Последний элемент роскоши, фейерверк, следует незамедлительно. Когда я почти подхожу к главному входу, где-то позади башни раздается оглушительный взрыв, и в черную высь взмывают снопы разноцветного огня; взрываются вверху, разлетаясь красными, желтыми, серебристыми искрами. Новый залп следует за первым, потом еще и еще – небо ликует и резвится у меня над головой, как на девятое мая. Я чувствую себя не то чтобы неловко… меня знобит, трясет, футболка под курткой прилипла к спине, хотя я догадываюсь, что подобных физических ощущений в этом астральном аквариуме быть не должно. Мне горько, в конце концов, потому что весь этот праздник – издевательство надо мной. Никчемный пафос, беспочвенная радость, безосновательный оптимизм, «с новым годом, с новым счастьем»… нет никакого нового счастья, мне бы старое сохранить…

Стою на крыльце и не могу схватиться за ручку, чтобы потянуть на себя массивную дверь. Не имею ни малейшего понятия, что меня ожидает внутри, хотя стекло вроде бы прозрачное. За стеклом – мое многократное зеркальное отражение, только очень мутное и едва различимое. Сердце бьется с такой частотой, что я задыхаюсь. Ну же, уговариваю себя, последние конвульсии, еще несколько шагов.

Как в насмешку, над головой взрывается самый большой сноп огня – гигантский круг, россыпь ярко-алых звезд и искр. Становится очень светло. Я оглядываюсь назад. Оставленный за спиной электровоз, обесточенный, с опущенным токоприемником, выглядит брошенной собакой. На нем я больше никуда не поеду, это очевидно.

Ладно, банкуйте…

Хватаюсь за ручку двери, дергаю ее на себя. Радостный праздничный гомон вокруг тут же обрывается, словно кто-то выключает электричество. Меня это нисколько не удивляет, я ожидал чего-то подобного. Внешность обманчива, это я помню с детства. Вхожу внутрь. Там еще одна дверь, столь же массивная и неповоротливая, отделанная очень дорогим деревом, как в нашем оперном театре. Тяну и ее, вижу, что впереди меня ожидает еще одна. Последняя открывается внутрь, то есть я уже толкаю ее от себя, упираясь ногами в пол. Она скрипит, но открывается довольно мягко.