Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 6, 2003

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 4. Иллюзия величия» — «Топос», 2002, 17 июля; «„Ну ты прям как Наташа Ростова перед первым балом“, — помню, говорила мне другая моя школьная подруга, Оля, когда мы с ней собирались идти курить марихуану к ее знакомой, жившей в каком-то притоне на Петроградской стороне <���…>».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 5. Пуговицы Тютчева» — «Топос», 2002, 30 июля.

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 6. Волнующий шепот Фета» — «Топос», 2002, 6 августа; «А потом вдруг где-то случайно я где-то увидела его [Фета] портрет и сразу почувствовала к нему глубокую симпатию: он чем-то напомнил мне моего любимого кота — с большим носом, огромными, обведенными темными кругами глазами и с черной бородой».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 7. Тургеневские юноши» — «Топос», 2002, 16 августа; «Мне почему-то всегда казалось, что Тургенев мог бы стать маньяком <���…>».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 8. Нетленная красота» — «Топос», 2002, 28 августа.

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 9. Коллеги» — «Топос», 2002, 6 сентября; «Помню, одна моя парижская знакомая, селинистка, то есть литературовед по специальности, однажды в разговоре со мной с неподдельным пафосом воскликнула по поводу вдовы Селина Люсетт Детуш: „Что может понимать в Селине какая-то танцовщица!“ <���…> Более того, думаю, что если бы она выпила еще — а мы как раз сидели с ней в ресторане на рю Муфтар и выпивали, — то она вполне могла бы воскликнуть еще и так: „Что может понимать в Селине какой-то Селин, ведь он же был врачом!“»

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 10. Синие брызги алкоголя» — «Топос», 2002, 16 сентября; «Сегодня в России пить не то чтобы аморально или же асоциально, все гораздо серьезнее — пить эстетически не актуально, можно даже сказать, не модно. <���…> Алкоголь как эстетический феномен, кажется, окончательно перешел в разряд совершенно исчерпавших себя вещей и выглядит столь же банально, как, например, любовь мужчины к женщине <���…>».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 11. История болезни» — «Топос», 2002, 23 сентября; «Один мой парижский знакомый (ныне очень известный писатель) несколько лет назад в приливе откровенности признался мне, что вынужден был отнять у умирающего писателя Максимова кислородную подушку и не отдавать ему ее до тех пор, пока тот не подписал ему рекомендацию в ПЕН-клуб. Вот и историк литературы должен, по-моему, любить литературу не меньше, чем этот мой знакомый — ПЕН-клуб».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 12. Уроки классики» — «Топос», 2002, 3 октября.

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 13. Антиэстетика» — «Топос», 2002, 10 октября; «<���…> я вообще никогда не понимала, почему практически все существующие на сегодняшний день антиутопии в той или иной степени носят морально-этический, а не эстетический характер. Настоящая антиутопия, по-моему, еще не написана, так как к морали она никакого отношения не имеет и должна называться „Власть уродов“ или же как-то в этом роде».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 14. Борьба видов» — «Топос», 2002, 16 октября; «Мне почему-то кажется, что на носу у Горького росли волосы — хотя ни на одном портрете это и не запечатлелось, но я уверена, что точно росли».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 15. Предназначение писателя» — «Топос», 2002, 25 октября; «Главный герой этой пьесы Глумов, как известно, долго и старательно втирается в высшее общество, пытается сделать карьеру, но в какой-то момент в руки одной гнусной бабы попадает его дневник, где он поливает грязью всех, кому в жизни льстил и пытался угодить. Так вот, я думаю, что Островский, возможно, сам того не желая, в лице Глумова как раз и представил образ идеального писателя. <���…> В этом отношении в русской литературе у Глумова, правда, уже был предшественник в лице Хлестакова. <���…> Хлестаков — это вообще наш русский Моцарт, но таким, как он, видимо, не так просто прорасти на русской почве».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 16. Спящий красавец» — «Топос», 2002, 5 ноября; «<���…> Блок был для меня чем-то вроде ЛСД, но гораздо дешевле <���…>».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 17. Фальшивый декадент» — «Топос», 2002, 12 ноября; «Мне кажется, что мое отношение к нему [Брюсову], наверное, даже в чем-то сродни чувствам, которые мог бы вызвать у какого-нибудь матерого уголовника удачно внедрившийся в ряды преступной группировки милицейский агент».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 18. Горные вершины» — «Топос», 2002, 20 ноября.

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 19. Осколки» — «Топос», 2002, 28 ноября; «С тех пор не могу избавиться от ощущения, что Вячеслав Иванов был полным идиотом…»

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 20. По ту сторону ума и глупости» — «Топос», 2002, 5 декабря; «Белый научил писателей наводить тень на плетень!»

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 21. Идеальный поэт» — «Топос», 2002, 11 декабря; «В сущности, во всей русской литературе был, видимо, только один по-настоящему идеальный поэт — Северянин. <���…> Когда я думаю про Северянина, я ухожу в себя, мне не хочется ни с кем говорить, а просто молча сидеть, уставив глаза в одну точку, задумчиво, забыв о том, что со стороны в такие моменты человек становится похож на идиота».

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 22. Дегенеративное искусство» — «Топос», 2002, 18 декабря; «Начнем с того, что Хлебников всегда представлялся мне совершенно полным и откровенным олигофреном с капающей изо рта слюной. <���…> Сначала, конечно, это было такое бессознательное ощущение, затуманенное всякими расплывчатыми комментариями и рассуждениями о его гениальности и т. п., но потом постепенно в моем сознании, как курица из яйца, окончательно вылупился этот образ слюнявого олигофрена. Ничего ни прибавить, ни убавить: законченный дебил!»

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 23. Конец истории» — «Топос», 2002, 25 декабря.

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 24. Основной вопрос культуры» — «Топос», 2003, 9 января.

См. также: Маруся Климова, «Моя история русской литературы. № 25. Двое в комнате» — «Топос», 2003, 16 января; «<���…> и даже сама удивилась — зачем я в десятилетнем возрасте писала письма Маяковскому на тот свет <���…>».