Леонид Сергеев - Летние сумерки

Надо сказать, что фундамент мы действительно отгрохали на славу — он вызывал удивление. Ясное дело, удивление бывает разное: восхищенное, неприязненное, ироничное и прочее, и бывает, удивляется один человек или группа людей, или все, кто способен удивляться. Так вот, к нашему фундаменту подходили целые оравы дачников, восторженно причмокивали, отпускали комплименты, а мы деловито показывали отдельные совершенства закладки, смакуя детали, объясняли что к чему, напористо рекламировали свой метод заливки бетона. Наш фундамент, как воодушевляющий пример, приезжали фотографировать из других поселков те, кто еще только собирался осваивать участки. Слух о нашем необыкновенном фундаменте прокатился по всей истринской области, и к нам посыпались заманчивые предложения, но мы скромно отказывались — повторить подобную работу не было сил.

Иногда на наш участок заглядывал деловой, энергичный мужчина с выпученными, как у мороженого судака, глазами. Его фамилия была Кульдин. Этот Кульдин нас попросту изводил болтовней. Он явно страдал гигантоманией и собирался строить не дом, а дворец. То возвещал, что достал двадцать тысяч финских кирпичей, то показывал на свой участок в конце улицы, где экскаватор копал котлован под фундамент, то выбегал на дорогу встречать подъемный кран, который должен был «укладывать бетонные блоки».

— Болтун, фактуристый дурак, — говорил о нем сосед Виктор Петрович. — Абсолютно неграмотен и чудовищно груб. Прикатит на своей «Волге», наорет на рабочих и уезжает. Сам не знает, чего хочет. То блочный фундамент, то плавающий, то кирпичный дом, то брусовой. Надоел всем… Здесь ведь литераторов раз-два и обчелся. Полно тех, кто влез по блату или за взятку, или достал для товарищества столбы, провод. Есть один полковник — его солдаты выравнивали дорогу… Вот и огораживают свои усадьбы, ругаются за каждые двадцать сантиметров.

— Чем разнообразней соседи, тем интересней технология отношений, — сказал брат. — Мне всегда нравились люди, которые не похожи на меня и поступают, и смотрят на мир не так, как я.

— Ну-ну, — пропыхтел Виктор Петрович. — Посмотрю на вашу технологию. Я-то руководствуюсь английской поговоркой: «Чем выше забор, тем лучше соседи».

Дальше уже началась интересная работа — укладка бруса. Мы выпиливали пазы, высверливали гнезда под штыри, перекладывали связки паклей. За рабочий день делали по четыре венца, и стены методично росли прямо на глазах; а когда вставили оконные рамы и дверные косяки, явственно обозначились контуры дома. От этого промежуточного результата душа приходила в восторг.

Стоял июнь. Кое-кто из наших постоянных помощников был в отпуске, и теперь мы оставались на участке с ночевкой — благо имели комфортабельный сарай.

На этом этапе строительства комары исчезли, но появились слепни и оводы, в сравнении с которыми комары — всего лишь докучливые нытики; теперь во время работы мы отбивались от настоящих вампиров. Случалось, в запарке у нас возникали горячие перебранки, едкие, зубастые нападки друг на друга и пересуды: каким образом устанавливать те или иные крепления. Тогда брат, как идейный вождь нашего клана, и я, как руководитель строительных работ, посылали делегатов к застройщикам на соседние участки, и потом, сбалансировав опыт мастеров, находили целесообразное, приемлемое для всех решение.

С наступлением темноты, поужинав (разумеется под «Столичную», иначе как снять напряжение?), долго сидели у печки и, вдыхая запах дыма, с невероятным напором дружелюбия восхваляли друг друга за проделанную за день работу.

Ночи были теплые; громко кричали лягушки в канавах, сквозь щели сарая тянули многослойные запахи: распиленной древесины, стружки, смолы, грибов-сыроежек, папоротника — эти запахи смешивались с табачным дымом и дымом из печки, и получался дурманящий букет — во всяком случае, спали мы крепко.

Днем во время перекуров наведывались к соседям. У нашего непосредственного соседа Виктора Петровича дом был в полном сборе: брусовой, с обширной террасой, на которой виднелась плетеная мебель, и добела выскобленным крыльцом, обсаженным бело-розовыми гладиолусами.

— Этот дом мне обошелся в копеечку, — сообщал Виктор Петрович. В него вложил все свои сбережения и сбережения покойной жены. Мечтал иметь дачу — хорошую мещанскую добродетель, думал — дети с внуками будут отдыхать. А они внуков устроили в лагерь, сами укатили в Ригу, а я превратил дачу в склад ненужных вещей. И ковыряюсь здесь один, пропади она пропадом, эта дача… Вам вот что скажу — плюньте на это дело. Пока молоды, на кой черт вам дача?

— У нас тоже мечты — поработать руками, — сказал брат.

— Забросьте подальше ваши мечты, пора ехать к морю, ведь наступило лето! Чего дышать цементом, опилками?! Море — вот достойная мечта для молодых людей!

— Но мы далеко не молодые, — вставил я.

— Молодые! Чертовски молодые! — резко бросил Виктор Петрович и я, в самом деле, почувствовал, что сбросил десяток лет.

Через улицу с нами соседствовали два интеллигентных научных сотрудника. Они, вроде нас, ставили дом своими силами. Жили в палатке, готовили обед на паяльной лампе, работали как проклятые, с восхода до заката солнца.

— Мы творческие люди, — говорили «интеллигенты». — Дача нам нужна для уединения, спокойной плодотворной работы, как душевное прибежище. А место здесь — лучше нельзя придумать. Такое место мы искали давно.

— Искали болото, комаров? — вставил кто-то из нашей компании.

— Болото осушим. Сопротивление среды заставляет художника преодолевать трудности, закаляет дух. А комары?! Все животные имеют право на жизнь, даже те, кого не хочется ласкать…

Интеллигенты, герои духа, говорили все правильно, как по учебнику, тем не менее вселили в нас определенный заряд оптимизма.

Около леса строился редактор какого-то еженедельника, мужчина моего возраста. Приветливый, веселый, он всегда встречал нас как закадычных приятелей: угощал чаем, включал магнитофон «для хорошего настроения» и доверительно сообщал, что дача ему нужна как воздух, что на ней будет собирать друзей.

— Я, видите ли, компанейский человек и люблю общество, — говорил он. — У меня много знакомых, но в городе, сами понимаете, по-настоящему не покутишь. А здесь есть где порезвиться… Делай что хочешь, хоть стой на голове… И никто за тобой не следит, и разговоры не подслушивает.

Часто по воскресеньям на электричке приезжали жены наших друзей, а к неженатым — приятельницы. Я думал, женщины просто проявят заинтересованность нашей работой, в крайнем случае примут снисходительное участие в строительстве и будут досаждать дурацкими комментариями и подзуживаниями, но они сразу вошли в тонкость дела и продемонстрировали прямо-таки бурную деятельность: азартно запихивали паклю в пазы, с невероятным рвением что-то поддерживали, подносили, при этом некоторые из них обнаружили недюжинные таланты и организаторские способности, гораздо большие, чем их мужья и поклонники. Но, конечно, главное — они всегда привозили с собой свежие овощи и готовили потрясающие обеды, ну а участок благоухал от запахов духов, точно парфюмерная фабрика, после чего их заметное участие в строительстве становилось еще заметнее.