Леонид Сергеев - Солнечная сторона улицы

В отличие от дяди-холостяка, дядя-пожарный имел большую семью, слыл добропорядочным образцовым семьянином, но и чудаком. В самом деле у него было несколько странных привычек. Например, по пути на работу он на ходу читал газеты, и часто сталкивался с прохожими, а то и врезался в столбы электропередачи. Дядя вечно носил рубашки с драными локтями, тем самым подчеркивая, что для него внешний вид не имеет никакого значения — он был первым «хиппи» во всем нашем городке, да и во всей стране. Жене он категорически запрещал зашивать рубашки, а любопытным объяснял:

— Порвал на пожаре! В жару чрезвычайной удобно — хорошая вентиляция, — и улыбался, довольный своим юмором.

Дядя-пожарный жил в нашем дворе, в доме напротив; у входа в его квартиру красовалась надпись: «Чины, звания и плохое настроение оставьте за дверью!». Этим дядя давал понять, что ценит в людях личные качества и хороший характер, а не должности, которые они занимают. Стоило в нашем дворе появиться участковому или коменданту общежития, или, чего доброго, районному инспектору, как многие начинали лебезить и заискивать перед высоким начальством. Многие, но не дядя — он-то со всеми говорил одинаково и любому начальнику мог сделать внушение, если тот халатно относился к своим обязанностям или разговаривал с жильцами в неуважительном тоне. У дяди было сильно развито чувство собственного достоинства.

Не менее сильно у дяди было развито и другое чувство — ответственность за все происходящее в нашем городке. По словам дяди, в нашем городке царила полная безалаберность и неразбериха.

— …Возьмите пожары, — говорил он. — На случай пожара ровным счетом ничего не предусмотрено. Противопожарных средств на улицах нет, телефонная будка одна на девять улиц и в ней, как правило, аппарат не работает. А ведь пожар — самая страшная штука из всех стихийных бедствий! Понимаете, что я хочу сказать?! Что наше районное начальство — сплошь безмозглые, деревянные люди!..

Чувство достоинства и чувство ответственности не мешали дяде оставаться открытым, дружелюбным человеком. Особенно это проявлялось в общении с нами, мальчишками. Дядя частенько принимал участие в наших играх — судил футбольные матчи и даже стоял вратарем. А после игры садился на лавку под деревьями в затененной части двора и рассказывал нам о своей жизни. Его жизнь была до предела насыщена событиями, и все их связывали пожары.

До того как стать пожарным, дядя часто менял занятия — он был талантлив во многих областях. А менял занятия он не потому, что не находил работы по душе — просто ему не везло. Вначале дядя работал художником по рекламе, точнее шрифтовиком. Но однажды по неосторожности он бросил папиросу в спиртовые лаки, и рекламная мастерская сгорела дотла. Дядя отделался гигантским штрафом, причем деньги собирали все наши родственники, справедливо решив, что гигантский штраф все-таки лучше самого малого срока в тюрьме.

Выплатив штраф, дядя устроился актером в какую-то гастрольную труппу (актером вспомогательного состава конечно, у дяди не было необходимого образования, зато была колоритная внешность, хорошие манеры и низкий, густой голос). Но как-то после спектакля дядя забыл выключить утюг в костюмерной и чуть не спалил весь театр. Дядю уволили, но он, неунывающий, стал парикмахером. Только, делая завивку какой-то важной даме, немного подпалил ей волосы, и из парикмахерской ему пришлось уйти.

После этого дядя работал часовщиком, садовником, поваром, и везде по его вине что-нибудь горело — прямо заклятье какое-то! Даже работая спасателем на водной станции, он умудрился что-то прожечь под водой! Вот тогда-то у дяди и появилось невероятное чутье на пожары. Вернее, после всего этого.

В то время он работал музыкантом — играл на барабане в заводском оркестре. Однажды на концерте дядя уловил запах гари и бросился через весь зал к выходу. Зрители зашумели — никто ничего не понял, и дядю сразу же хотели уволить за срыв концерта, но позднее оказалось, что, действительно, в соседнем квартале что-то загорелось, а поскольку дядя первым вызвал пожарную команду, его не только не уволили, а, наоборот, о нем, как о герое, напечатали в газете.

С тех пор, где бы дядя ни был: дома, на улице или на концерте — всегда первым чувствовал запах дыма, раньше всех прибегал на пожар и организовывал тушение. За это профессиональная пожарная команда присвоила ему звание «Почетного пожарного». Хотели дать и медаль, но, к сожалению, не дали.

— Пожадничали, — сказал я дяде и с досады махнул рукой.

— Не надо мне никаких медалей, — буркнул дядя. — Слава — это чепуха. Я просто выполняю свой долг. Долг честного человека, понимаешь, что я хочу сказать?! Во всяком случае, мне за свою жизнь краснеть не приходиться (к этому времени дядя начисто забыл о предыдущих пожарах, которые случались из-за его головотяпства; забыл, что когда-то за пожар в мастерской ему грозила тюрьма).

Как «почетный пожарный», дядя постоянно следил, чтобы на улицах все тушили окурки и спички, расклеивал плакаты о том, как предупредить пожар, читал лекции о борьбе с огнем. Но главное, дядя перестал менять профессии — до самой пенсии стучал на барабанах в заводском оркестре. Кстати, лекции дядя читал вдохновенно, артистично, и под конец непременно говорил:

— …Возможна такая вещь — в огне есть колдовство! Огонь завораживает, парализует волю. Потому на пожаре многие и стоят обалделые и ничего не делают. Понимаете, что я хочу сказать?! Нужно иметь колоссальную силу воли, чтобы взять себя в руки. И чем раньше вы придете в себя, тем быстрее укротите огонь — это ненасытное чудовище.

После таких слов у многих мурашки бежали по спине, в том числе и у меня (я был постоянным слушателем дядиных лекций), но тем не менее я знал, что непременно буду пожарным. Таким, как дядя.

В те дни я с утра ходил по двору и ждал, когда что-нибудь загорится. «Вот, — думал, — сейчас загорится забор, подожду, пока разгорится получше, чтобы был настоящий пожар, и начну тушить». Перед крыльцом я заранее приготовил ведро воды, лопату, ящик с песком; дома имел бинты и мазь от ожогов, на случай если кому-то придется оказывать первую помощь. С утра ходил и ждал пожара, но, как назло, ничего не загоралось, хоть самому поджигай.

Пожар случился, когда я меньше всего на него рассчитывал: сидел на крыльце и читал приключенческую книгу. Так увлекся чтением, что и не заметил, как из сарая в дальнем углу двора пошел дым. Заметил только, когда дым повалил густой, перекрученной струей. Эта струя, словно темная река, пересекла весь двор и хлынула на крыльцо.

Вбежав в сарай, я увидел — из урны с газетами вырывается пламя. План тушения созрел не сразу; минут десять я в растерянности глазел на огонь (дядя был прав — огонь полностью парализовал мою волю, а заодно и способность соображать), потом все же пришел в себя и понесся к дому за ящиком с песком.