Михаил Садовский - Будни накануне

- Я пришла... мы пришли... - что надо делать, я не знал... если бы был портфель, я бы ей портфель вернул, или бы предложил до двери донести на этаж, если тяжелый... Руку пожимать глупо... целовать в щечку я не умею - ерунда какая-то... Я вдруг взял ее под руку и потянул от подъезда в сторону. Она посмотрела на меня странно, чуть отклонившись, но потом приблизилась и даже ногу сменила, чтобы не сбиваться на ходу...

- Я знаете, Люся, подумал, на что мы сейчас тратим так много времени, через пятьдесят лет, например, будут тратить секунды... Летать научились уже быстрее звука, уже космические скорости делят по ступеням - первая, вторая, третья... всякие процессы все быстрее, быстрее идут. Научат машины скорее думать, чем мы сами можем, а мы начнем все отставать, отставать, отставать и не сможем уже управлять всеми этими скоростями... не будем поспевать сами за своим экипажем, который построим...

- Это вы от стеснения мне все рассказываете, или...

- Или,- безнадежно протянул я.

- Вы мне очень нравитесь, - вдруг сказала она и опустила голову, чтобы смотреть на меня поверх стекол очков... я совсем растерялся. - Знаете почему? - я молчал. - Вам не интересно?..

- Нет, нет, очень! - ну, так натурально получилось, что мы оба со смеху покатились...

- Вы фантазер, а врать не умеете! - сказала она серьезно, и я почувствовал в животе пустоту, пульс в голове и полное отсутствие ног: падаю и все... - Мне не хочется с вами расставаться! Денег нет - не возражайте, я знаю: раз у меня нет, то и у вас нет. Остается что? Идем ко мне - там тетка, но она переживет. Пошли!

- Как тетка? - это меня сразило.

- Тетки были у всех знаменитых людей: Тома Сойера, Оливера Твиста, Давида Коперфильда...

- И у меня тетка! - я всегда вставляю не к месту.

- Вот и познакомились...

Кулинич отозвал меня в сторону:

- Учти, не пренебрегай моим советом. У нас институт не теоретической физики, им нужен результат! Из маленькой установки большой результат выдать трудно, не отказывайся от своей трубы. Во-первых, она гремит на весь район, во-вторых, на ней надо в три смены работать, в-третьих, на тебя вся лаборатория тогда трудится, понял?

- Что?

- Не строй дурака - все видят и знают, что ты вкалываешь, столько сил затратил, командовать умеешь, отвечать и т.д. А ты что сейчас делаешь?

- Что?

- От этого стенда отказался - зачем?

- Да он же чужой, не мной придуман, мне его всучили, чтобы не списывать, как хлам, а в него столько денег вбухали по чьей-то тупости, что...

- Тссс... ты знаешь по чьей!.. Вот! Подставляешь начальство, а кто потом тебе звания давать будет и так далее - подумал? То-то!

- Вась, ты что, всерьез? - я искренне удивлялся, а он думал: разыгрываю.

- Вполне! Больше шуму - видна работа! Газеты читаешь?

- Нет!

- Зря! У нас все самое большое в мире, понял?

- И дураки тоже?

- Ну, как хочешь... - Кулинич обиделся. - Только учти, потом обратно не повернешь, а захочется... ты сделай работу, потом будешь наукой заниматься... и мнение свое высказывать...

- Я так не хочу!

- "Хочу" могут себе позволить только те, кто... сам понимаешь...

- А я попробую... мне ж терять нечего, кроме... я ж пролетарий...

- Умственного труда! - обиделся Кулинич, и я, чтобы скрасить неудачный разговор, сам не зная почему, вдруг сказал:

- А я с такой девушкой познакомился!

- Ну! - сразу обрадовался Кулинич. - У нее подружка есть?

- Да там весь институт патентный одни подружки, а тебе что, мало?

- Ты не понимаешь... Вот мы разные с тобой люди... Ты должен все заранее предугадать, предвидеть, рассчитать, а потом доказать экспериментом, а я наоборот: опыт, опыт, опыт, а потом бац - и феноменальный вывод! Открытие! Мирового масштаба! Понял? Не отказывайся! - погрозил он мне пальцем, и я не понял, о чем он: о стенде или подружках...

Я сидел у своего нового стенда, который уместился на одном столике под лестницей и читал Ремарка, когда из-за самописца выдвинулась голова, и тётя Саша, состоящая из телогреечного шара, на котором была голова в платке, спросила:

- Ты ответственный? - я ещё не переключился и сразу ответил:

- Всё в порядке!

- Смотри: газ, вода, свет! Ночевать нельзя... ты ещё долго?

- А вот опыт закончу, - ткнул я в самописца, который нависал над столом и маленьким приборчиком, который заменил мне огромную, нелепую, полученную в наследство трубу...

- Ладно, - согласилась на мою научную деятельность тетя Саша, - только ключ не утащи - у нас строго!

- Знаю, - согласился я, - Помогать некому, не успеваю! - доложил я, думая побыстрее отвязаться, но сделал роковую ошибку. Тетя Саша вплыла вся и стала делиться опытом:

- Ты вот спешишь зря! Когда очень скоро, то это же всех раздражает, тебя и так уж на Доску почета повесили, а люди-то по десять лет работают - и ни хрена! Понимаешь? Слишком быстро сделаешь работу - начнут палки в колеса вставлять, чтоб защитить, ить это как? - поинтересовалась она сама у себя. - Он диссертацию, а все тут сидят ни с места, значит, плохо работают, зря хлеб едят? Оно, конечно, раньше защитишь, так и зарплата сама за себя все скажет, но... - я потихоньку незаметно нажал кнопку, зашипел воздух, клапан щелкнул, переключился и прибор заурчал плотоядно и деловито. - Ладно, пошла я дежурить, - испуганно вздохнула тетя Саша... - У меня племянник, - обернулась она в дверях, - тоже в научном учреждении... у них там колонны такие... у входа... - но я уже ее не слышал. Ее племянник стал мне неожиданно дорог, потому что пополнил славную когорту тетковладельцев мира... и "Карл" опять побежал по крутому зимнему серпантину дороги в горы, в санаторий для людей с больными легкими.

Больше всего на земле серого цвета: сходящиеся к мосту склоны оврага, река в обе стороны под ним с размытыми очертаниями соседних мостов, шуга на воде, мелькающей под ногами между шпал... даже сырой ноябрьский воздух, забирающийся в душу - и она тоже становится серой и плоской в такое утро...

Попозже, через полчаса будет уже не так туманно и тоскливо. Все же солнце постарается за толщами туч и добавит немного света. Тогда дома предъявят свои желтые бока, зазеленеют надписи сберкассы и почты, прижмутся к улице кубики красных девятиэтажных башен с витринами того, чего никогда не купишь, и останутся серыми небо, вода, асфальт, кирпичный забор, напитавшийся осенней влагой, и здания лабораторий за ним с нелепыми в мелкую решетку стеклами, никогда не мытыми за целый век...

Чашка приторно сладкого со сгущенкой кофе (другого и не бывает) уже дымилась на круглом столике, и затейливая, посыпанная сахарной пудрой слойка пахла в этот момент вкуснее всего на свете. Лизка улыбнулась глазами. Ее безмолвные вопросы мелькали в промежутках спин, скользящих мимо прилавка покупателей, и в ответ она успевала понять, пока очередная фигура не заслоняла кивка и взгляда с вопросом: "Придешь? Ждать?... На углу... Да, как всегда... в восемь... Ладно... Спасибо... все... побежал... проходная через шесть минут... все". Я выскочил из дверей кондитерской, перебежал через дорогу, нырнул в темную дверь ("Здрась-теть-Саш") и уже внутри потащился медленным шагом, слизывая с губ сладкую белую пудру...