Патрик Бессон - Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи

В улыбке Элен он искал и находил лучшую поддержку своей настороженности по отношению к ней. Не разберешь, то ли святая Тереза, то ли стюардесса. Светская грация то ли естественно сочеталась у нее с безмятежностью и мягкостью, то ли была их следствием. Так что тени, набегавшие из-за его суровости или меланхолии на ее лицо, становились для Дени источником его наиболее острых порывов нежности. Однако он тут же спохватывался, убежденный, что его любовь к ней сводится к мрачному самолюбованию человека, заставляющего салонную куклу выполнять новые движения, принцип которых без него не был бы ею понят.

Тридцать лиц, обратившихся к нему, когда он вошел в класс, теперь склонились над тетрадями. Вопреки всяким ожиданиям он решил устроить контрольную, что обычно считается едва ли не наказанием. Однако дети знают, что они ничем не провинились, что с учителем что-то происходит, что его нужно простить. Дени ненавидит свое всемогущество, позволяющее ему внезапно изменить распорядок дня, ненавидит то незаметное удовлетворение, которое ему не раз доставляла собственная власть, ненавидит свое слабоволие, превращающее его сегодня в жертву снисходительного смирения детишек перед ним, не вполне зрелым взрослым. «Ты ведь знаешь, я вся в твоей власти». Подобные фразы Элен выводили его из себя то ли потому, что они казались ему жалкой милостыней от молодой, наделенной всеми прелестями девушки из богатой семьи, то ли потому, что он воспринимал их слишком трагически и отказывался брать на себя ту громадную ответственность, что вопреки его воле вдруг доставалась ему в удел.

В конце концов, загоревшись мыслью о легком любовном приключении с девушкой, которая поначалу казалась ему не по средствам, он после вечеринки у Поля стал часто с ней встречаться. Первая робость быстро прошла, и к тому же он немного гордился, что отвез ее тогда прямо до дома. («По сути, именно этого она и ждала».) Чтобы довести дело до конца раньше, чем начнутся большие каникулы, в его распоряжении оставалось дней двадцать. Рука, схваченная в сумраке кинозала, полуотвергнутый поцелуй, объятие с последующими укорами, настоящий поцелуй с надлежащими угрызениями совести: для искушенного кадрильщика в разыгрывании этой гаммы нежностей нет ничего сколько-нибудь непредвиденного. Постепенно преодолевать сдержанность хорошо воспитанной девушки, умело чередовать настойчивость с кротостью; Дени, конечно, был не новичок в этом деле, хотя первое плавание в водах крупной буржуазии и усложняло задачу. Непринужденность, с которой он преодолел эти первые этапы, похоже, огорчила Поля, хотя обычно сентиментальностью тот отнюдь не страдал и даже, наоборот, не раз подтрунивал над мрачной романтичностью своего друга. («Ты поосторожнее, не исключено, что она уязвимее, чем ты думаешь».) Дени даже было заподозрил его в чем-то похожем на ревность.

Поскольку до наступления каникул события не продвинулись дальше обычного благопристойного флирта, временами ему казалось, что приключение обречено на провал. Однако накануне ее отъезда, в момент прощания в машине, припаркованной на углу перед «Куницей», он вдруг устыдился того цинизма, который на себя напускал. Она как-то по-братски обхватила его шею своими совсем худенькими, уже немного позолоченными солнцем руками. Было еще светло, и опасность, что их заметят, усугублялась тем, что стоянка в этом месте была запрещена. Такой порыв всего в нескольких метрах от родительского дома он истолковал как залог верности. И ее адрес в Ла-Боле, куда она отправилась на каникулы, стал не столько памятью о мимолетной связи, сколько переброшенным через летний провал мостиком, а когда она порывистым движением высвободилась и, не оборачиваясь, ушла, он впервые с облегчением почувствовал, что ему не надо больше гадать, недотрога она или нет.

Сегодня вечером он договорился о встрече с Мари-Клод, договорился вовсе не для того, чтобы выразить свои соболезнования, и уж конечно не для того, чтобы попытаться оправдаться. Ему нужно знать, кем же все-таки была Элен. Это стремление знать о ней правду казалось ему более существенным поклонением ее памяти, чем любое излияние чувств. «Мне кажется, вы очень подходите друг другу», — простая фраза Мари-Клод стала для него чем-то вроде общественного одобрения. Она, должно быть, исходила из одинаковой стройности и соответствия их по росту, хотя рядом с нереально белокурой Элен он казался себе каким-то инородцем и никогда раньше не предполагал, что может рассчитывать на благосклонность девушки, при встрече с которой оборачиваются прохожие. Но главное, для него явилось настоящим откровением то, что влюбленность выходца из шахтерского поселка к девушке из высшего общества не выглядит чем-то противоестественным. Впрочем, самой Элен это никаких преимуществ не давало. Едва Дени начал испытывать удовлетворение оттого, что его можно принять за ровню одной из самых рафинированных девушек, когда-либо сформировавшихся в буржуазной среде, как у него тут же появилась потребность не быть никому обязанным этим социальным освобождением: продолжать открыто изумляться тому, что она обратила на него внимание, означало бы увековечить прежнее свое состояние; иными словами, как это ни парадоксально, но, одобрив их союз, Мари-Клод невольно подтолкнула его к некоторой развязности.

Интересно, ходишь по классу для того, чтобы размять ноги, или для того, чтобы создать впечатление, что смотришь, как работают ученики? В прошлом году классная комната была побольше, и он мог, дойдя до конца прохода, обогнуть последние ряды и вернуться к столу другим путем. А в этом классе учеников больше, и поэтому поставили дополнительные парты, и когда доходишь до задней стены, то, чтобы не подражать гвардейцам, делающим поворот на сто восемьдесят градусов у Букингемского дворца, приходится деланно-небрежно заглядывать в работу какого-нибудь сидящего в последнем ряду ученика. Тот, не ведая о сложностях, связанных с хождением по классу, думает, что его в чем-то подозревают, и удваивает рвение. Тогда Дени размеренным шагом возвращается к своему столу и с возвышения окидывает взглядом весь класс. Все сидят, уткнувшись в тетради. А если какое-то лицо и поднимается, то дерзость обращенного на учителя взора оправдана явной погруженностью в мысли: взгляд проходит сквозь него и рассеивается где-то вдали, сложенные трубочкой губы воспроизводят слово, за которым охотится перо, и вот уже внезапно осененный ученик вновь работает в унисон с остальными. Попробуй Дени нарушить церемонию контроля, у ребят это вызвало бы недоумение; позволь он им шуметь, у них пропала бы вера в него, а может быть, и в самих себя.