Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2010)

Конечно, хорошо, что ученые почувствовали себя авторами не только в гонорарном, но и в полном смысле слова, но вот понимать друг друга становится им (нам) все сложнее и сложнее с каждой новой книгой.

Организаторы воронежской конференции «Универсалии русской литературы» исходили из того, что, во-первых, за всем этим все-таки есть устойчивые главные понятия, актуальные для всех периодов литературы и науки о ней, а во-вторых, из того, что все, кто об этом пишет, должны стремиться к взаимопониманию.

Сборник и последовавшая за ним конференция показали, что по крайней мере некоторые из филологов — как отечественных, так и зарубежных — к такому диалогу стремятся. Причем это — не только систематизаторы-теоретики, которым искать диалог требуется, что называется, по определению, но и филологи, занятые вполне конкретными историко-литературными штудиями, ведущие специалисты по творчеству тех или иных писателей: им ведь тоже необходима широта взгляда и понимание контекста.

В этом смысле очень интересен пример известного булгако- и платоноведа Евгения Яблокова: оттолкнувшись от пьесы Андрея Платоновича «Шарманка», он проследил судьбу образа этого музыкального инструмента в русской литературе разных времен, очень увлекательно и познавательно получилось.

В особый блок выделены в книге семь статей, посвященных литературной пустыне, — образу, чрезвычайно актуальному для христианской по своей основе русской культуры. И не только русской: статьи, собранные в книге, рассказывают не только о пустынях Пушкина, Гоголя, Толстого и Крамского, но и о пустынях «иноземных»: немецкой и французской.

Воронежская книга похожа на некий клубок, в котором каждый из авторов находит, за какую ниточку потянуть, чтобы рассказать что-то новое о русской культуре и литературе в частности. Очень полезное вышивание в результате получилось!

Н. В. Гоголь как герменевтическая проблема. К 200-летию со дня рождения писателя. Под общей редакцией [и с предисловием] О. В. Зырянова. Екатеринбург, Издательство Уральского университета, 2009, 348 стр.

Гоголевское двухсотлетие просвещенный мир отметил достойно: в каждом, даже самом маленьком вузе прошли чтения, вышли сборники статей. И не только потому, что было соответствующее распоряжение праздновать сверху, — просто в отечестве нашем Николая Васильевича очень любят. В том числе и за то, что в нем далеко не все нам понятно. Например, христианский это писатель или, наоборот, самый что ни на есть демонический?

Хотя чтений и сборников в 2009-м было много, далеко не все они стали событиями и новым словом в гоголеведении: сам жанр традиционного вузовского сборника чаще всего подразумевает достаточно солидный «балласт» случайных статей. Именно поэтому екатеринбургские филологи решили пойти другим путем — написали и выпустили не сборник, а коллективную монографию, по возможности концептуализировав и приведя к более или менее общему знаменателю наблюдения разных авторов. Вроде бы получилось.

В книге три части: «Философия творчества», «Поэтика художественной реальности» и «Опыты литературно-критической рецепции», посвященные, соответственно, трем важнейшим блокам проблем изучения писателя. В первом во многом по-новому рассматриваются антропология и историософия писателя, а также природа и причины его обращения в конце жизни к православной ортодоксии; во втором разделе на первом плане оказывается гоголевская фантастика и природа гоголевского смеха.

В предисловии к книге профессор Уральского университета Олег Васильевич Зырянов, процитировав знаменитые слова писателя о другом русском гении, Пушкине («Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет»), обращает внимание на неслучайное, по его мнению, совпадение чисел: со дня рождения Гоголя прошло как раз двести лет, а значит, настало наконец время для его верного понимания: «Ибо именно 200 лет — та историческая перспектива, которая если не подготавлива­ет напрямую повторение того или иного эстетического феномена (ведь всякая творческая индивидуальность, тем более художественный гений, абсолютно уникальна и неповторима), то во всяком случае заставляет его проявиться во все более осязаемом и доступном общему пониманию виде». Достичь такого понимания, обращаясь к наиболее актуальным для современной литературной науки проблемам, и стараются авторы из Екатеринбурга, Самары, Кемерова и Нижнего Тагила.

Наконец, в третьем разделе филологи из разных городов размышляют об особенностях восприятия личности Гоголя современниками и последователями. Например, о том, почему так решительно не принимал писателя Константин Леонтьев, считавший Николая Васильевича одним из главных виновников всех российских бед, или почему так нестандартно видел его жизнь и сочинения В. Розанов.

В монографии обсуждаются также демонизм Лермонтова и абсурдизм Набокова — именно как следствие влияния Гоголя, а также постмодернистская творческая рецепция (точнее — разные ремейки его книг современными русскими авторами); читая эти страницы монографии, так и думаешь, что Леонтьев все-таки в чем-то оказался прав…

Однако авторы книги настроены более оптимистично: для них важнее и значимее, несмотря на векторы гоголевского влияния, оказывается «восстановление погибшего человека» в его творчестве и оценки писателя представителями русской религиозной философии.

Завершается научная часть книги знаменательными словами: «Надо только дождаться этого времени». То есть двухсот лет оказалось все-таки маловато. Что ж, подождем еще!..

Кстати, саратовские филологи, в отличие от суперсерьезных уральцев, отметили юбилей Гоголя принципиально по-другому: проведением Хлестаковских чтений, по материалам которых вышел замечательный «Хлестаковский сборник» — вполне научный и вместе с тем достаточно веселый…

«Революционное христовство». Письма Мережковских к Борису Савинкову. Вступительная статья, составление, подготовка текстов и комментарии Е. И. Гон­ча­ровой. СПб., «Пушкинский Дом», 2009, 448 стр.

Благодаря усилиям директора недавно созданного в Северной столице изда­тель­ства, взявшего себе второе, прославленное Блоком имя Института русской литературы Российской академии наук, исследователям и читателям наконец-то стал доступен целый пласт истории русской культуры рубежа девятнадцатого и двадцатого веков. В книге собрано 101 письмо, большинство из которых принадлежит перу Зинаиды Гиппиус, — в том, что это прежде всего блестящий русский писатель, мы убеждаемся по любому отрывку.