Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2006)

Имя Ильина — секретаря Московского отдела СП по вопросам идеологии, генерала КГБ, работающего с писателями, — знали все литераторы — и те, кто вступил в СП, и те, кто пытался вступить. Виктор Николаевич был всесилен. К нему-то на разговор о переизданиях и пришла бедная вдова.

— Ну-с... Кому вы давали рукописи Платонова?.. — первым делом поинтересовался писатель-генерал КГБ Ильин.

Мария Александровна, растерявшись, назвала мою фамилию. Хотя я брал у нее пьесы, и только пьесы, и, естественно, к передаче текста “Котлована” на “Свободу” не имел никакого отношения.

Однако этого было достаточно. Принцип “то ли он галоши украл, то ли у него галоши украли” в очередной раз сработал. Фамилия Розовского была произнесена — и привет! Таким “антисоветчикам” в Союзе писателей места нету, и товарищ Ильин, проявив присущую ему бдительность, тотчас поставил жирный крест на моей папке, не разбираясь в деталях. Что касается вдовы, то... Мария Александровна заботилась в первую очередь о памяти своего мужа. Ей было важно во что бы то ни стало вывести из-под удара себя и оставить Андрея Платонова в идеологической чистоте. Только в этом случае... Поэтому она говорила Ильину, что рукописи Платонова расходятся по Москве сами, что десятки людей приходят к ней домой, умоляют дать что-нибудь почитать... Потом ей очень трудно бывает — некоторые читатели рукописи не возвращают или держат у себя подолгу — может быть, и перепечатывают... Так что этот процесс невозможно контролировать. Не давать рукописи на чтение она не может — это было бы кощунством по отношению к памяти Платонова, да и профессиональным литераторам, критикам или ученым-литературоведам, которые сейчас пишут о Платонове диссертации, — как не дать?..

— Можете ли вы дать гарантию, Мария Александровна, что теперь эти рукописи не попадут на запад, в руки наших врагов, которые используют имя Платонова в борьбе с нами?

О, конечно, Мария Александровна такой гарантии дать не могла.

Вот почему Ильин заинтересовался вдруг неким Марком Розовским, занимавшимся несколько лет в арбузовской студии молодых драматургов. Теперь секретарь Союза писателей А. Н. Арбузов вынужден был участвовать в этом деле и что-то объяснять Ильину. Разговаривая с Арбузовым, я понял, что и он встревожен не на шутку: а вдруг действительно его студиец занимается черт знает чем... Я пытался убедить его, что никаких рукописей за рубеж не передавал. А самого гложет: неужели это какой-то смелый диссидент выкрал пьесы из БДТ моим именем, и теперь...

Еще и еще звоню Марии Александровне, выясняю все это — она явно смущена, что-то мекает в трубку... Но что с нее взять?.. У нее одна благородная задача в жизни, и она ее выполняет. Ей не важен я, моя судьба — лишь бы Платонова печатали. И ее можно понять. То есть, конечно, понять ее заявление с моей точки зрения, вообще с точки зрения человеческой не совсем возможно, однако, повторяю, у вдовы своя правда и своя благородная задача... Так что не будем осуждать Марию Александровну. Что поделаешь...

Будучи не в силах как-то повлиять на ситуацию, я решил не принимать никаких мер по своему спасению.

— Сходите к Ильину, — коротко, но деловито посоветовал мне Арбузов.

— А что я ему скажу? Буду доказывать, что я не верблюд?

Я не пошел к Ильину. Я чего-то ждал, чего — не знаю. У меня было чувство, что рано или поздно тайна сама раскроется. И вот — 1975 год. Я репетирую “Историю лошади” в БДТ. Неожиданно появляется взволнованная Дина Морисовна:

— Марк!.. Пьесы Платонова нашлись!

— Как? Где?

— У Георгия Александровича они лежали. В бывшем депутатском сейфе.

И последовал рассказ, по-своему тоже любопытный: депутатский сейф Гоги давно, много лет не разбирался и теперь, когда Гога уже не депутат, Дина Морисовна наконец решилась его разобрать, очистить... И — радость: среди многих бумаг и папок, во глубине не имеющих никакого отношения к театру залежей она наткнулась на пьесы Платонова!

— Как же они туда попали?

— Спросите не меня, спросите Георгия Александровича!

Итак, все вранье. И то, что приходил какой-то человек, и то, что Гога прочитал “одну” пьесу.

— Дина Морисовна, а как же человек, который пришел в проходную “от Марка Розовского”?

Пауза. Выразительный взгляд завлита.

— Марк, скажите спасибо: я нашла вам пьесы. Что вы еще от меня хотите?..

Вот это да! Вот это ответ!.. Я же должен ее благодарить!.. О, великое мастерство театральных людей лукавить, лгать прямо в глаза и при этом — любить человека, которого сейчас обманываешь, быть с ним в нежнейших дружбах, сохранять при любых обстоятельствах приветливость и расположенность, — что все это?

Я повернулся и ушел. Я, повторяю, в тот момент был “свой” человек для Дины Морисовны, я не мог горделиво взбрыкнуть, потому что ставил свой самый любимый, самый драгоценный спектакль в их театре. Я был целиком зависим от них. И я не мог, не имел права ссориться со своими работодателями. Хочешь не хочешь, я оказывался на их же уровне.

Надо отдать должное Дине Морисовне. Несколько раз, и всегда публично, она потом как бы невзначай бросала фразу-другую о том, как, мол, благородно вел себя Марк: “из-за нас” — она именно так формулировала — его три года не принимали в Союз писателей, а он тем не менее не устроил нам никакого скандала.

— Откуда вы знаете про Союз? — удивился я.

— Как откуда?.. Нас Арбузов расспрашивал!

Вот оно что!.. Значит, не расскажи вам Арбузов о своих разговорах с Ильиным, может быть, никогда пьесы Платонова не были бы возвращены, даже если случайно нашлись бы. Вот почему — уж очень острота вопроса вас смущала — о находке в депутатском сейфе мне было рассказано. Так что нет худа без добра.

В похвалах Дины Морисовны в мой адрес висела скрытая оценка моего поведения — Главный явно давал мне понять, что мое “благородство” не осталось им не замеченным. И за это Дина Морисовна делала извинительный реверанс в мою сторону. Ведь “благородным” хотелось остаться в этой истории и Гоге!

— Что нужно теперь сделать? — спросила Дина Морисовна. — Мы все для вас сделаем — скажите только что.

— Напишите письмо на имя Марии Александровны, — подсказал я. — О том, что пьесы были у вас все это время и теперь только нашлись!

— Хорошо.

И такое письмо было написано и отдано мне для передачи вдове Платонова. Будучи в Москве, я прочитал его прежде всего по телефону Марии Александровне, сказавшей, что не надо ей никакого письма привозить домой, она мне и так верит.

— Вы-то верите, но как довести его до сведения Ильина? — спросил я.