Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2006)

В то время, как Хлоя с рыжей приятельницей, уткнувшись в каталог, спорят вполголоса, где находится какая-то видеоинсталляция, Крис в двух шагах от жены побелевшими губами молит Нолу дать номер ее телефона. Та, поколебавшись, дает. И сюжет сворачивает в бурное, полное подводных камней русло адюльтера. По утрам Хлоя настойчиво требует “заняться с ней этим”, поскольку утро, по словам доктора, — “лучшее время”… “Только сначала я должна измерить температуру”, — говорит она и с постным видом засовывает в рот градусник. Потом, отделавшись от тягостного семейного долга, герой несется к возлюбленной, срывает с нее одежды и не может оторваться, не может насытиться… Унылые семейные радости подсвечены запретным сексом, то бешеным, то невыносимо, томительно сладким. Так проходит зима, весна…

Крис и Хлоя едут с друзьями на длинный уик-энд в родительское поместье, лениво строят планы поездки по греческим островам. В чинные, идиллические беседы на пленэре и за семейным столом все время врываются настойчивые и неуместные звонки Нолы. Она сообщает, что беременна, и требует срочно приехать. Соврав что-то, Крис бросается к ней. Он в бешенстве: “Я никак жену не могу обрюхатить, а ты залетела!” — “Это знак! — кричит Нола. — Ты не любишь ее. Ты ненавидишь свою жизнь. Это знак! Ты должен бросить все это и быть со мной!” Действительно знак. Наступает ситуация выбора. Не между одной женщиной и другой. Не между семейным долгом и страстью. Между жизнью и смертью: жизнью с ее риском, непредсказуемостью, грузом ответственности — и тихой респектабельной летаргией в завидном статусе “зятя владельца компании”. После недолгих оттяжек и колебаний Крис делает выбор. Он… убивает Нолу.

Убивает не то чтобы хладнокровно, но спланировав и рассчитав все до мелочей. Вначале он убивает соседку, инсценирует ограбление, а затем пристреливает любовницу из дробовика, как якобы случайную свидетельницу, оказавшуюся, на свою беду, в неподходящее время в неподходящем месте. Не повезло бедняжке! Вся эта кровавая “постановка” идет под звуки драматически взволнованного оперного речитатива, а после убийства Крис бросается в такси и едет в театр смотреть вместе с Хлоей мюзикл “Женщина в белом”.

Сцена убийства, хоть и заключена режиссером в условные, театрально-оперные кавычки, все-таки бьет по нервам. Убийство! Шаг радикальный, крайний. Во имя чего? Все литературные предшественники Криса Уилсона убивали ради обретения каких-то новых возможностей. Раскольников — движимый “комплексом Наполеона”, Клайд Гриффитс — в надежде выбиться из нищеты и приобщиться к недосягаемому для него клану избранных. Крис начисто лишен наполеоновских амбиций, равно как и безумной тяги к деньгам: он не игрок, не стяжатель, и роскошь для него — всего лишь атрибут ставшего привычным образа жизни. Крис убивает именно ради привычного, ради того, что есть. Человек идет на страшное преступление и страшный, в общем-то, риск ради того лишь, чтобы без каких-либо потрясений, завернутым в “теплую вату”, дожить до почетной пенсии и не менее почетных похорон. Где он, мятежный дух европейского модернизма?! Следы его можно отыскать сегодня разве только в Америке. Европа же, утратив амбиции, погружается в сон. Самое забавное, что “Матч-пойнт” издевательски предвосхищает реальную политическую коллизию, развернувшуюся всего полгода спустя после выхода фильма: баррикады, погромы и всеобщую забастовку во Франции, когда нация в едином порыве восстала против невиннейшего “Закона о первом найме” — робкой попытки правительства расширить возможности самореализации граждан за счет незначительного ущемления их социальных гарантий.

Однако фильм Вуди Аллена — не только едкая сатира на стареющую цивилизацию, у которой остался один-единственный идол — собес. Режиссер с присущей ему тотальной иронией выстраивает внутри картины некую надбытовую, метафизическую коллизию, в свете которой можно предположить, что Крис — не просто обласканное судьбою ничтожество, но своего рода “везучий Иов”, который всю дорогу ведет тяжбу с Богом.

Слабый намек на религиозное воспитание, фразы типа: “Я думаю: вера есть путь наименьшего сопротивления”, апология везения, подкрепленная “научной” теорией происхождения мира в результате абсолютной случайности, ощущение жизни как трагической бессмыслицы — все это не поза, как может показаться, это — позиция. Герой начинает с того, что закапывает в землю данный Богом талант, и дальше ему приходится жить не своей жизнью. Благое Провидение пытается спихнуть его с гибельного пути, посылая всякие знаки. Встреча с Нолой и бешеная страсть к ней — конечно же знак. И повторная встреча в Галерее Тейт — тоже. Кроме того, дважды является неизвестно откуда рыжеволосый вестник-наперсник, коллега-теннисист. Первый раз — чтобы напомнить, что талант все-таки был и Крис мог бы стать “поэтом с ракеткой”. Второй раз Крис обсуждает с приятелем вставшую перед ним дилемму выбора, и друг, выслушав, грустно констатирует: “Ты просто недостаточно любишь ту женщину”. Беременность Нолы — уже не просто знак, это пинок судьбы: мол, хватит уже, пора выбираться из клетки! Но Крис упорствует, больше того, “цепляясь за прутья”, решается на убийство, которое тоже обставляет исходя из присущей ему логики “везения-невезения”: раз миром правит случайность, ничего нет легче, как убедить людей, что девушка оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Все поверят, никто не станет доискиваться до связи причины со следствием.

А дальше начинается самое интересное. Настоящий пинг-понг с высшими силами. Только Крису удается беспрепятственно вернуть на место орудие убийства — дробовик, взятый тайком у тестя, как Хлоя торжественно объявляет, что наконец-то забеременела. В момент объявления рука жены все время находится в опасной близости от кармана, куда Крис только что сунул драгоценности убитой старушки. Нет, пронесло… Семейство счастливо, все ликуют, и тут раздается телефонный звонок: Криса вызывают в полицию. В полицейском участке ему сообщают, что Нола вела дневник, из которого со всей очевидностью вытекает, что у Криса был мотив для убийства. Он под подозрением. Крис чуть не плачет: “Моя жена ждет ребенка. Да, я изменял, но не убивал. Не надо разрушать жизнь людей! Подумайте о положении нашей семьи”. Полицейские сочувственно кивают, но ясно, что они непременно потянут за эту ниточку и герой через пару дней окажется за решеткой.

А ночью к нему является Нола вместе с убитой старушкой, и происходит деловое, как в суде, разбирательство. Крис защищается: “Да, мне было нелегко. Но я сделал это. В кризисной ситуации я выбрал то, что важнее”. — “А как же совесть?” — вопрошает Нола. “Совесть, бывает, нужно спрятать под ковер, чтобы жить дальше. Иначе она раздавит тебя”. — “А я? — вступает старушка. — Я же ко всей этой истории не имела ни малейшего отношения”. — “Вы, мадам, — сопутствующие издержки”. — “А ваш ребенок?” — на это Крис отвечает цитатой из Софокла: что-то вроде того, что смертному блаженнее вообще не родиться. Доводы, однако, не принимаются. “Ты так наследил, — сурово вещает Нола, — что просто- таки вопиешь, чтобы тебя арестовали. Готовься к возмездию”. Призраки удаляются, а герой остается в смятении; он почти готов признать поражение: “Если меня арестуют и посадят, я поверю, что смысл все-таки есть”.