Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2007)

Усилиями этих последних частей и, главным образом, доблестной молодежи, беззаветно отдающей свою жизнь борьбе с анархией и бандами большевиков, и поддерживается в настоящее время защита Дона, а также порядок в городах и на железных дорогах. <...>

Время не ждет, опасность близка! И если вам, казакам, дорога самостоятельность вашего управления и устройства, если вы не желаете видеть Новочеркасск в руках пришлых банд большевиков и их казачьих приспешников, изменников долгу перед Доном, то спешите на поддержку войсковому правительству.

Посылайте казаков-добровольцев в отряды.

В этом призыве у меня нет личных целей, ибо для меня атаманство — только тяжкий долг, и остаюсь я на посту по глубокому убеждению необходимости сдать пост при настоящих обстоятельствах только перед Кругом”3.

Послали тогда казаки добровольцев Каледину и войсковому правительству? Не послали. Немногочисленные добровольческие отряды составила молодежь.

…Многие помнят “Тихий Дон” с его колоритными персонажами, динамичными историческими картинами. А вот жертвенная донская юность не запечатлелась, не проступила в эпопее. О добровольцах у Шолохова написано по советскому трафарету:

“Бежавшие с севера офицеры, юнкера, ударники, учащиеся, деклассированные элементы из солдатских частей, наиболее активные контрреволюционеры из казаков и просто люди, искавшие острых приключений и повышенных окладов, хотя бы и „керенками”, — составили костяк будущей Добровольческой армии”.

Какие оклады, какие деньги? Начальный период борьбы за Россию бескорыстен, чист.

Вроде бы все у Шолохова есть: и кровавые политические распри, и братоубийственные стычки, и бешеные любовные страсти; и тот же Каледин, и Чернецов, и Корнилов, и большевик Подтелков присутствуют, а вот того, что у Туроверова, — юношеского, беззаветного, жертвенного, порывистого — нет.

В поэме “Новочеркасск” у Туроверова вспыхивает образ Разина, в каком-то туманном смысле. Куда теперь позовет Степан испытанных друзей и кто эти друзья? Новая ли разгульная вольница или народные освободители от подступающего насилия и революционного произвола? Этот не совсем ясный у Туроверова момент отражает двойственность отношения к Разину в русском национальном сознании. В государственнической идеологии — он вор, преступник; в донском и, вообще, в народном предании — борец за права и волю. Разина и разинщину многие ненавидят, считают прообразом политического терроризма, но история, как учил Василий Осипович Ключевский, процесс не логический, а народно-психологический. Слова Пушкина о Разине как о самом поэтическом лице русской истории не зря сказаны… Полковника Чернецова, за которым пошел Туроверов, называли на Дону “новым Разиным”.

Поэму “Новочеркасск”, отражающую начальный период Белого движения на Дону, Николай Туроверов сочинил в Париже, в начале эмиграции, когда, собственно, и начал работать в литературе. Он прожил эмигрантскую жизнь во Франции, был общественником, печатался, имел успех. Уцелевший в битвах воин за стойкой парижского кафе, растерявший боевых друзей, скитающийся по миру (поэт воевал и во французском Иностранном легионе), — с обостренным чувством красоты и тленности мироздания — вот поздний Туроверов.

Равных нет мне в жестоком счастье:

Я, единственный, званый на пир,

Уцелевший еще участник

Походов, встревоживших мир.

На самой широкой дороге,

Где с морем сливается Дон,

На самом кровавом пороге,

Открытом со всех сторон,

На еще неразрытом кургане,

На древней, как мир, целине, —

Я припомнил все войны и брани,

Отшумевшие в этой стране.

Точно жемчуг в черной оправе,

Будто шелест бурьянов сухих, —

Это память о воинской славе,

О соратниках мертвых моих.

Будто ветер, в ладонях взвесив,

Раскидал по степи семена:

Имена Ты их, Господи, веси —

Я не знаю их имена.

Второй из поэтов, упомянутых в начале очерка, — клетский казак Николай Келин (1896 — 1970) — в эмиграции занимался врачебной практикой в отдаленном чешском селении. Его поэтическая известность не выходила за пределы немногочисленного круга читателей литературных страничек в зарубежной казачьей периодике. Несмотря на скромность дарования, он искренний, правдивый стихотворец.

…Много написано о зарождении Белого движения, антибольшевистской войны на Дону. Самый значительный очаг этой войны разгорался в донских низовьях, в Новочеркасске, а после захвата Новочеркасска и Ростова красноармейцами продолжился зимой восемнадцатого года Ледяным походом Добровольческой армии под командованием генерала Корнилова на Кубань и отходом собственно донских партизан, состоявших преимущественно из молодежи и положивших начало Донской армии, за Дон, в Сальские степи, в так называемый Степной поход под началом походного атамана генерала П. Попова.

Степной поход вспоминает Николай Туроверов:

Не выдаст моя кобылица,

Не лопнет подпруга седла.

Дымится в Задонье, курится

Седая февральская мгла.

Встает за могилой могила,

Темнеет калмыцкая твердь,

И где-то правее — Корнилов,

В метелях идущий на смерть.

Запомним, запомним до гроба

Жестокую юность свою,

Дымящийся гребень сугроба,

Победу и гибель в бою,

Тоску безысходного гона,

Тревоги в морозных ночах

Да блеск тускловатый погона

На хрупких, на детских плечах...

И далее, уже цитированное выше: “Мы отдали все, что имели...”

Больше про Степной поход в русской поэзии я стихов не знаю.

О событиях начала восемнадцатого года, происходивших в отдаленной от Новочеркасска северо-восточной части Дона, в Усть-Медведицком округе, известно меньше.

Им уделялось внимание в основном в советской художественной и документальной литературе, посвященной личности здешнего уроженца Филиппа Миронова (1872 — 1921). Сюда относятся, в частности, повествования Юрия Трифонова и Анатолия Знаменского, исследования Роя Медведева и других авторов.

Миронов был казачьим офицером, а не писателем, но и ему хотелось донести свое слово. Своеобразен живостью и простодушием его слог, примечательны, в литературном отношении, воззвания, письма, в частности к последней возлюбленной, поэтессе-любительнице Надежде Суетенковой, где он дает волю своим чувствам, философствует как революционер-идеалист — о народном счастье, свободе:

“Да здравствует коммуна и коммунисты, но не такие, что разливают желчь по народному телу, а такая коммуна и коммунисты, к которой, как к источнику в пустыне, будет тянуться усталый душою народ”4.