Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2011)

Отпущенный на волю вчерашний зэк, позавчерашний студент гордо открыл дверь в квартиру сдавшегося, но почему-то не погибшего интеллигента, литинститутского мэтра. Пришел качать права на Лаврушинский.

Кто запамятовал, что в двадцатых Илья Сельвинский блистал и сверкал в гвардейском ряду поэзии — «Тихонов, Сельвинский, Пастернак»? Несложно догадаться, о чем помалкивал Сельвинский в тридцатых. В сороковых поэт отважно сражался на фронтах Отечественной. Затем писал и стихи и трагедии, окаменев в стойке «Смирно! Руки по швам!». Писал с дрожью в жилах патриотической…

Господи, зачем я разжевываю? Проще открыть «Скуки не было». На стр. 687 Сарнов повествует:

«Дело происходит 10 февраля 1944 года. <���…> Идёт заседание секретариата ЦК ВКП(б). <...> Обсуждается „идейно-порочное” стихотворение Ильи Сельвинского „Кого баюкала Россия”. Неожиданно в зале заседания появляется Сталин и, указывая на проштрафившегося поэта, кидает такую реплику:

— С этим человеком нужно обращаться бережно, его очень любили Троцкий и Бухарин» (Сарнов Б. Вторая книга воспоминаний. М., 2006).

Через дюжину лет в квартиру на Лаврушинском вошел, как мы знаем, Аркадий Белинков. Как истинный герой. Как победитель. Сурово предъявил…

Интересно, что предъявил? Знаю лишь, что Сельвинский выставил его за дверь.

Сарнову хорошо. Он цитирует томище, в котором каждая строчка проверена: «Власть и художественная интеллигенция. Документы. 1917 — 1953». М., 1999, стр. 510, 787. А я откуда взял свои данные? Сельвинский не болтал, Белинков об этом помалкивал. Раскрою источник: Цецилия, старшая дочь поэта. Уточняю, чтобы не было глупых претензий, — падчерица. Есть резоны настаивать: Цецилия рассказывала о встрече точно.

Белинков пришел к Сельвинскому, чтобы взять реванш за лагерные годы. Утвердиться. Разыграть Превосходство.

Издавая Тынянова в «Совписе», он выбрал тот же геройский шлях. Вытаскиваю один из листов, хранящихся в тонкой папке. Запись друга Аркадия дневниково-исповедальная, но с прицелом на публику. Никаких претензий, дело обычное.

«Итак, одну почку я уже потерял. Если каждая книга мне будет стоить какого-нибудь внутреннего органа, даже самого незначительного, то много книг, как вы понимаете, не напишешь. Да и вообще я не настолько люблю науку, чтобы жертвовать ради нее всем. Единственное, что по-настоящему нужно беречь для оставшейся литературной деятельности, так это желчный пузырь. Вот именно… Без пузыря, смею вас заверить, какая уж литературная деятельность. Даже в пору консолидации литературных кадров. Впрочем, отсутствие почки не мешает мне н…ть на них, на всю редакцию во главе с В. М. Карповой. Как видите, опять в действие вводится пузырь. Нет, без пузырей, дорогие товарищи, много не напишешь».

Коронный, обращенный к городам и весям, к столетиям «Побег» написан именно пузырем (опубликован в книге «Россия и черт»).

Пробегая по первому разу текст, выхватываю строки. Глаз выхватывает, не я: «Виктор Борисович Шкловский, науськанный своей супругой Серафимой Густавовной Нарбут, первой женой Юрия Олеши…»

Да сколько же можно, друг Аркадий!

Пузырь продолжает работать: «…и ее сестрой, второй женой Юрия Олеши, Ольгой Густавовной Суок… брызгаясь, визжа и всхлипывая…»

Да не брызгайся, маэстро!

Но дальше: «Кривая роста сталинизма все настойчивее выпрямлялась и встала угрожающе прямо. Как палка. <���…> На родине нас ждал топтун».

Что ж, красиво. Чуть ниже: «Валентина Михайловна Карпова представляет собой полное собрание жира, злобы, тупости и дерьма, а также безграничной преданности новому составу Политбюро ЦК КПСС...»

Что ж, сердечно: «О ней я решил написать роман. Или трагедию». Почему бы и нет? «Я знал, что даже смерти Сталина не хватило на то, чтобы исправить советскую власть. Советская власть неисправима, неизменяема, преступность ее непрерывна...» Теперь про драку аж сразу с двумя из органов этой власти: «…я с силой выпрямил тело, ударил его головой в подбородок и упал». Доходяга, зато косая сажень в плечах.

Через две страницы, на третьей: «Я десять раз видел смерть и десять раз был мертв. В меня стреляли из пистолета на следствии. По мне били из автомата в этапе. Мина под Новым Иерусалимом выбросила меня из траншеи. (Далеко ли? — М. К. ) Я умер в больнице 9-го Спасского отделения Песчаного лагеря, и меня положили в штабель с замерзшими трупами, я умирал от инфаркта, полученного в издательстве „Советский писатель” от советских писателей, перед освобождением из лагеря мне дали еще двадцать пять лет, и тогда я пытался повеситься сам».

Еще через страницу — строчка о несдавшейся интеллигенции, последней надежде.

На следующих страницах — про Нюрнбергский процесс, реакционную монархию, преступную диктатуру. Про книгу «Антисоветский роман». Про двадцать пять лет в лагере особого назначения.

Вот и прибыли, друг Аркадий. В родной Майкудук.

Не скажу, что, вникая в «Побег» еще раз, я «предался воспоминаниям». Штампованный оборот. Не обратишься же к брюху с поклоном: «Ваше величество! Благоволите затруднить себя. Малость поработайте… С документами».

Какие гены, вирусы, витамины бушевали в Белинкове, когда он 9 июля 1968 года в Спринг-Велли (Миннесота) обыгрывал свой впечатляющий «Побег»?

Прокручиваю в мозгу разные кадры.

Лето. Каменный карьер. В глубоком забое пекло. Ни намека на ветерок, от каждой глыбы шатает. Завершив треклятую смену, тащимся наверх, к воротам. В колонне нет сил шевельнуть ни ногами, ни языком. Но оказали нам божескую милость — вернули в барак. Тотчас получаю известие:

— Там твоего… Скинули с нар.

Новость серьезная. Если досталось Белинкову, значит, мои акции рушатся. Не к добру.

Матрац сброшен с койки, оттащен в угол барака. Жертва лежит на нем, уткнувшись в стенку, закрыв глаза. Молчит. Очки зажаты в руке.

В зону прибыл «черный» этап.

Известно: тысячи «лиц кавказской национальности» сослали в Казахстан. Именно в 1944-м. На казахских просторах ссыльные отличались послушанием не больше, чем у себя в горах. Быстро зарабатывали срока. Щедро, на остаток жизни. Миновать Майкудук «черному» этапу было не суждено.

По воле своей выбрав барак и секцию, гости облюбовали срединный ряд нар. К слову: вторжение произошло днем, когда работяги вкалывали за пределами жилой зоны. Шмотье хозяев гости сбросили на пол. И как раз в этом срединном ряду домысливал претензии к соцреализму Белинков. Бандеровцы пойдут за него на нож против ислама?