Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2005)

Не все в книге мне кажется равноценным, особенно попытки эпатажа и те места, где влияния восприняты слишком уж прямолинейно. Но в лучших вещах разнородность элементов одновременного замеса дает живую алхимическую реакцию, красочную барочность. К примеру, такой осязаемый, перегнойный “Русский огород”, в котором сюрреалистически живописная метаморфоза возникает как вариация на мандельштамовское “все движется любовью” и реализация скрытой цитаты из Ходасевича “так вьется по земле червяк, рассечен тяжкою лопатой”.

Вот так и я, угрюмый сердцелов,

клубки ленивые увидев под лопатой,

вдруг вспомнил Илиаду, как бойцы,

сверкая опереньем медных тел,

сплелись

...............................................................................

и самый мощный — Гектор, в земле по пояс,

бронзовый отлив на мускулистых членах обнажая

под яркими доспехами Патрокла,

врагов разит,

свиваясь в рукопашный,

и гибнет, Ахиллесом побежденный,

под обоюдоострой медью…

как толстый червь, разрезанный лопатой

на русском огороде в эту пору.

Елена Лапшина, Ольга Иванова. Вымани Ангела. Сборник стихотворений. М. — СПб., “Летний сад”, 2005, 100 стр.

Две Беатриче в поисках Данте и в видениях ангелов. Ольга Иванова: “…мне застит эти дни / видение одно: / над ангельской скулой / волнующийся локон…” Елена Лапшина: “Тайна твоя в имени. / Верую presto, страстно! / Вымани, вымани, вымани / ангела из подпространства”. Книга строится как диалог двух поэтесс. Темы перекликающихся реплик (помимо многочисленных ангелов): разлука, одиночество, боль, отречение от земного ради высшего. Сначала Иванова слева, Лапшина справа, где-то посередине книги они меняются местами, а на последнем развороте меняются и стихами: ивановское подписано Лапшиной и наоборот (возможно, из-за ошибки набора). Впрочем, не заметить путаницу нельзя, столь они разные.

У Ольги Ивановой это уже шестая книга, она давно сложившийся автор с интенсивной узнаваемой интонацией (не без цветаевского надрыва), оглашающей, правда, не мировые пространства, а скорее глухие интерьеры московской кухни. Многие ее ранние стихи дышат, как затянутая истерика (все пилит и пилит) или семейный скандал (когда на высокой ноте, а когда как сдавленное мычание), где после краткого вздоха выстреливает следующая порция слов, которые лирическая героиня (речь именно о “сказовом” языковом персонаже) имеет предъявить не очень-то ласковому миру-мужу. Другое ее обличье — покаянное (“…как силки, словеса плела, / не смежая бессонных век… / Тяжела я тебе была. / Ты прости меня, человек ”). За “скандалом” и выплеском чувств (а то и одновременно с ними) — столь же страстная молитва, или причитание, опять же с любимой перечислительной интонацией. Отсюда наметился переход к религиозной лирике (очень ярки стихи с молитвословным началом), в которой снизилось давление авторского стиля и проступили лаконичные классические формы. В новой книге представлена в основном именно такая “классицистическая” Иванова, впрочем сохранившая энергию отчаяния: “ Вначале было Слово . Означало — / тупую боль, которую качало, / как колыбель над бездною былого... / Мне имя — Боль. / И более — ни слова”.

А Данте и взаправду возникает в книге. И явно: “А ведь и ты — не так хотел, / и я — не так хотела, / в руке б рука, до райских врат, — / воскресшей Беатриче…”, и как тайный проводник, когда Иванова спускается по эскалатору терцин в ад московского метро в поисках своего Орфея.

Я столько лет — одна среди теней,

такою же невзрачнейшею тенью,

но остальных согбенней и темней,

обречена посмертному смятенью,

озарена ущербною луной,

подобна молчаливому растенью,

почти забыв о музыке земной,

ютилась здесь, в развалинах Аида,—

что я не вижу — кто передо мной,

лишенный и величия, и вида,

мелодией безумной и больной

тревожит воздух вечности ночной…

Расположение стихов Лапшиной вперемежку со стихами Ивановой оказалось не совсем удачно. Она “тихий” автор, если понимать под этим не отсутствие темперамента, а сдержанность и прозрачность слога, так что пришлось читать ее стихи отдельно, чтобы не “наплывали” интонации “громкой” напарницы. Стихи Лапшиной, хотя и неровные, отличаются удивительным для современной поэзии целомудрием, смирением и внутренней силой: “И чтобы муку на листе / в муку перемолоть, / живу, как дева — в чистоте, / превозмогая плоть <���…> без соприкосновенья тел, / без боли — наповал, / как будто ангел пролетел / и в лоб поцеловал”. Причем во всем этом не поза — чувствуется реальное жизненное делание, живая “душа”. Иначе не получилось бы вот так сказать, продолжая Пушкина:

Я прощаюсь бесслезно, но несколько слов о любви:

это все хорошо, что она веселей и моложе.

Эту девочку хрупкую, Господи, благослови.

Я молилась не зря, и Ты дал ему ангела, Боже.

И на этом хватит об ангелах.

Александр О’Карпов. М., Издатель И. В. Балабанов, 2004, 672 стр., ил., с приложением CD.

В иллюминатор

Грустно глядит космонавт.

Несостыковка.

Один из самых известных бардов своего поколения, участник Творческой ассоциации “32-е Августа”, лидер и солист ансамбля кельтской музыки “Ruadan”, переводчик Александр О’Карпов (литературный и сценический псевдоним Александра Карпова) погиб во время спецоперации по освобождению заложников “Норд-Оста”. Не проснулся. Ему был 31 год.

Его сольный альбом “Дорога в Дублин” стал для меня открытием в жанре бардовской песни за несколько последних лет. Песни О’Карпова совсем не похожи на заунывный трехаккордный (и трехтемный) каэспэшный стандарт — в его самобытных мелодиях использованы и “русский рок” (читай — Гребенщиков), и рок-н-ролл, и блюз, и кантри, и реггей, и различные фольклорные мотивы, и Бог знает сколько еще всего, — и, что важно, лучшие стихи отличает редкий для нынешней бардовской поэзии уровень профессионального качества. В самом же центре его творческого существования находилась ирландская (кельтская) культура. Страстный интерес к этой стране, давший ему практически вторую, музыкальную “профессию”, нельзя было назвать просто “увлечением”. По свидетельствам друзей, он считал древнюю Ирландию своей духовной родиной. С этим трудно спорить, слушая записи (увы, только любительские) ансамбля “Ruadan” с его участием.