Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2007)

Конечно, это не единственное объяснение — есть и внутренняя усталость поэзии от прежних средств выражения, жажда преодолеть автоматизмы, уйти „вбок”, и соблазн восторжествовать над „новоречью” верхов и низов, присвоив ее как сырье, — но в отношении Оболдуева оно, это объяснение, кажется подходящим. От „варваров, / Которые грубы / В своем трогательном невежестве”, поэзия защищается „неуничтожимым качеством”, „какое своре дикарей — ни выдумать, ни выдрать начисто”. Варварская лира, при случае обращающаяся в оглоблю, стоит в обороне красоты („Слова и звуки, что цветы, / В стихах и музыках нарваны”), запечатывая слишком простые и доступные к ней подходы варварскими же средствами, „дичью” словесных и фразовых сдвигов.

У Оболдуева — в чем, как кажется, его особенность среди других, признанных великими, мастеров сдвига — даже не словесный ряд, а сама заявленная мысль, сколь бы ни была проста, кривит суставы, ненатурально изгибает спину”.

См. также рецензию Владимира Губайловского на изданное в прошлом году оболдуевское собрание стихотворений (“Новый мир”, 2006, № 11).

Виктор Санчук. Тот день. — “День и ночь”, Красноярск, 2006, № 9-10.

Поэт, переводчик и эссеист Виктор Санчук — не частый автор. За океаном он, кажется, сейчас водит трейлеры, и здесь и там печатается очень редко. Это странное, завораживающее, на первый взгляд, строго мемуарное эссе — о нью-йоркских событиях 11 сентября 2001 года. Получилась, кажется, особая какая-то проза, что-то вроде попытки припомнить старинный сон, навсегда врезавшийся в память самой моделью тотально изменившегося сознания-зрения. Состояние и ритм этой прозы похожи на описание клинической смерти, на особенный, разовый взгляд со стороны.

К “Тому дню” Санчука примыкает строго художественный (вот и разбери — строго или не строго!) рассказ Нади Хилтон “Право на последний звонок”. О том же самом дне. Я вспомнил, читая, что существуют аудиозаписи прощальных телефонных звонков из роковых самолетов (зафиксированные автоответчиками). Их, кажется, даже крутили в телеэфире. Не они ли, эти звонки, и были в тот день синонимом абсолютной сокровенности, интимности, исповедальности? Того, чего не должны слышать все?

Василий Секачев. Одиночество государя. Беседовал Андрей Кульба. — “Нескучный сад”, 2007, № 1-2.

Поразительное интервью научного сотрудника Института Европы РАН, историка и иерея Русской Православной церкви. Очень рекомендую: давно мне не приходилось читать столь взвешенного и вместе с тем убежденного в своей правоте мнения о личности и деятельности последнего русского императора.

Епископ Серафим (в миру Нобору Цудзиэ) Сендайский. Первыми Православие приняли самураи. Беседовала Алла Митрофанова. — “Фома”, 2007, № 1 (45).

“ — Каким же образом, на Ваш взгляд, можно объяснить современным японцам, что такое грех, спасение души, вечная жизнь — все то, что в Православии является основополагающим, но не свойственно японскому сознанию?

— Это сложный вопрос. Проблема <...> в том, что до сих пор христианство воспринимается в Японии как религия западного мира, чуждая, импортированная. И изменить это отношение до сих пор не удалось — число христиан всех конфессий в Японии не превышает одного процента населения.

Кроме того, в современном мире совершенно отвыкли учиться. Знания закладываются в компьютер, и если нужна информация — надо просто нажать соответствующую кнопку. Мы ищем готовые ответы на все вопросы, и многие их находят, тем более что их в изобилии предлагают различные оккультные секты. А удовлетворившись этими ответами, уже не нужно совершенствоваться, стремиться стать лучше. Последние двадцать-тридцать лет в Японии эта тенденция прослеживается довольно четко: люди не хотят думать, не хотят расти. Большинство жителей Японии считают себя буддистами. Но что представляет собой их буддизм? Раз в год прийти в храм, несколько минут помолиться, сходить на могилу родственников — и все. Мало кто изучает буддизм как религию и выстраивает свою жизнь в соответствии с его учением. И среди христиан, в том числе православных, то же самое. Изменить свое сердце зачастую становится непосильной задачей, люди предпочитают просто отказаться от веры, даже если понимают умом ее правильность и необходимость. Ведь вера — это прежде всего работа души... Чтобы воспитывать в себе веру, человек должен думать, должен стремиться получить опыт общения с Богом. Он реален, он доступен каждому. Мы обладаем немыслимой роскошью — возможностью чувствовать Бога в повседневной жизни. Господь вокруг нас! Но мы теряем способность осязать это присутствие. Мы просто живем, не обращая на это внимания. И зачастую просто не готовы к разговору о грехе, о вечной жизни… Но думать и говорить об этом необходимо. И прежде всего именно нам, пастырям. Мы должны быть внимательнее к нашим прихожанам и к так называемым захожанам, особенно — к тем, кто пришел в храм впервые. Меня не покидает мысль: может, все дело в том, что мы, пастыри, делаем недостаточно.

В каком-то смысле сегодняшняя ситуация в Японии напоминает раннехристианскую историю. Трудно было быть христианином в Римской империи, трудно было проповедовать в Греции… Вот и мы ведем свою проповедь среди язычников, которым наша вера чужда, а необходимость спасения души — неочевидна. Конечно, нас не бросают в клетки к тиграм, не истязают — в этом смысле нам значительно проще. Но гораздо сложнее находить способ свидетельствовать о Христе в обыденной жизни, когда тебя никто не преследует, не запрещает тебе молиться. Потому что остается единственный способ свидетельства — искренняя любовь к ближним, и не в романтическом порыве, а в повседневности. Согласитесь, это не так-то просто”.

Центральная тема этого номера “Фомы” — “Православная Япония”.

Виктор Теплицкий. Два рассказа. — “День и ночь”, Красноярск, 2006, № 9-10.

Первый — “Ванечка”, редкой сердечности и теплоты, самой своею милосердной музыкой встает в видимый и невидимый строй сочинений о “странных людях”, Божьих существах, убогих, но просветленно-честных, тех, “кого обижать нельзя”. Всякий раз, читая подобное, я думаю, что такое уже читал, затем мелькает мысль об астафьевской ли, чеховской интонации. Нет, очевидно, похожесть музыки и интонации в подобных случаях диктуется самим таким героем, его душевным родовым составом. В них что-то общее, ангельское всегда присутствует. Они всегда погибают почему-то или исчезают неведомо куда. И отчего-то с ними только так и может быть.