Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2010)

Грант Матевосян. Рассказы (рубрика: “К 65-летию Победы”). Перевод с армянского Ирины Маркарян. — “Дружба народов”, 2010, № 1.

Здесь — гениальный рассказ “Возвращение”. Вот солдат с фронта (которого уж давно похоронили) приехал наконец домой — в сельскую нищету, в надломленную судьбу переставшей уже ждать жены. Вернулся, стало быть.

Опасаясь, по слову поэта, не стал ли я с годами “чувствителен не в меру”, — перечитал наутро. Нет — чудо. Не это ли и есть лучший подарок к юбилею Антона Павловича? Только я не пойму, “Возвращение” у нас не переводили, что ли?

В этом номере, между прочим, собран “Венок Чехову”: Алексей Варламов, Инна Кабыш, Михаил Кураев, Александр Мелихов, разговоры Дм. Шеварова с Владимиром Книппером. И — Дмитрий Быков — с замечательными, помимо прочего, рассуждениями о заветном, исповедальном чеховском “Архиерее”.

Георгий Нижарадзе. Лэптоп и крест. Перевод с грузинского Виктории Зининой. — “Дружба народов”, 2010, № 2.

“Кто не жил в Грузии в начале девяностых годов, тому трудно представить тогдашний быт — холодные и темные дома, во дворах водруженные на костры огромные кастрюли, в которых варилась фасоль на всех жителей дома, бессмысленная стрельба на улицах, очереди за керосином и хлебом, величиной с почтовую марку миллионные купоны, блуждание по распродажам, абсолютно оправданное ожидание душераздирающих новостей etc, etc… Но во мраке постепенно замигали светлые точки, как всегда, по милости коммерции — появились корейские керосинки, газовые баллоны, генераторы, заработали частные маршрутные такси, стали открываться магазины, столовые и даже рестораны (хотя последние были населению не по карману).

Но первой структурой, которая очень скоро возродилась и заработала как часы, была ритуальная служба. И это не случайность, поскольку смерть в Грузии — феномен, несущий серьезную социальную функцию. Правила и традиции, связанные со смертью, создают базовую основу ритуала, в котором проецируются грузинская культура и проистекающие в ней изменения”.

Ирина Прохорова. Новая антропология культуры. Вступление на правах манифеста. — “Новое литературное обозрение”, 2009, № 100 .

В начале у И. П. два эпиграфа (во втором — матерное, пардон, обсценное слово — с точками какими-то, вероятно из-за того, что это зачинный текст номера: “Умом Россию не понять, / Аршином общим не измерить… Федор Тютчев . // Давно пора, е… мать, / Умом Россию понимать! Игорь Губерман ”.

В середине, представляя рубрику “Производство эмоций”, И. П. пишет о современных подходах к теме: “Одним из мощнейших компенсаторных механизмов „закрытого” общества, по нашему мнению, становится дискурсивная культивация эмоции, в то время как „открытые” общества в публичном пространстве эксплуатируют метафоры рациональности. В „закрытых” обществах эмоция, чувство являются формами персональной и групповой идентификации („мы — самые щедрые и гостеприимные”, „загадочная русская душа”, „бездуховный Запад”, „другим нас не понять” и т. п.); мистицизм оказывается неотъемлемой частью культурной и социальной практики, в литературе и искусстве понятия „искренность”, „душевность”, „правдивость” становятся важнейшим эстетическим критерием; в политической сфере взвинченная мобилизационная риторика замещает собой правовую и экономическую конкретику, в экономической сфере апелляции к энтузиазму используются для социальной мотивации”.

…Друг и товарищ. Читай внимательнее, не смущаясь знакомым ассортиментом “загадочных русских душ”, “бездуховных Западов” и “душевностей”. И если это не очередной предупредительный сигнал из терпеливо строящегося “открытого общества”, то я — Майя Плисецкая. Удачи тебе и внутренней свободы, брат.

В финале И. П. осторожно и смело заявляет о грядущей “новой научной парадигме”, при изучении которой “будут пересмотрены совокупность подходов, понятийных категорий, профессиональных навыков и дискурсивных средств для создания новой истории цивилизаций и новой исторической периодизации, концептуальным стержнем которых станет жизнь человека в его разветвленных связях с другими людьми, социальными группами, институтами власти, его стратегии выживания, креативности, самореализации в разных исторических обстоятельствах, его усилия по расширению сферы автономного и независимого существования”.

Вспомнил, некстати: “— Бабушка, а нас вышлют? — Думаю, оставят. Надо же им кого-то показывать для примеру”.

В юбилейном номере много и других важных материалов, вообще — очень толстый номер.

Ева Рапопорт. Советские дети и проблема насилия: миф о пионерах-героях. — “Культиватор” (год не указан), № 1 .

Примечательны интонация и лексика нашего исследователя, все эти “статусы в небесной иерархии”, “рядовые праведники”, “не такие тернистые пути”, “идеологические составляющие”, “не обещая взамен”.

“Аналогия между советскими и христианскими мучениками вполне очевидна, но есть и принципиальные различия в этих двух вариантах мифа. История религиозного мученика, несмотря на свою трагичность, — это всегда история личной победы. Пройдя через все страдания, святой обретает не только спасение души и вечное блаженство, но и некий совершенно особый статус в небесной иерархии, которого не удостаиваются рядовые праведники, пришедшие к райским вратам не таким тернистым путем. Однако в контексте опирающегося на марксизм-ленинизм мировоззрения все это выглядит как чудовищная метафизика, потому что советский, материалистически мыслящий человек если и умирал, то умирал „насовсем”. Так что смерть пионера-героя, соответственно, подразумевала только торжество коллективной идеи, а фигура самого пионера обретала статус достойного подражания образца для следующих поколений. Это не значит, что каждый христианский мученик претерпевал пытки и издевательства только ради собственного спасения, идеологическая составляющая в этом тоже присутствовала, хотя в полном смысле за всех и за идею умер один Христос. Советское же общество, как получается, требовало от своих детей большего, нежели это делало христианское вероучение, а именно — повторения все того же, почти двухтысячелетней давности подвига, но при этом совершенно ничего не обещая взамен. Потому как посмертная слава — это явление еще более эфемерное и сомнительное, чем идея души, отвергаемая материалистическим мировоззрением”.

Тема номера — “насилие”. На сайте (он, как видите, на портале “ЖЖ”) горделиво вывесили отклик юзера vita-passiva на этот номер философского студенческого журнала (не во всем, надо признать, комплиментарный): “Что мне не понравилось идеологически? В отборе материала я увидела попытку легитимации насилия. <...> Всем авторам и читателям журнала „Культиватор” я желаю встречаться с насилием только в книжках, фильмах и философских журналах. Но, боюсь, не получится. Хотя, возможно, в отдельных социальных анклавах все уже настолько благополучно, что вполне приемлемыми кажутся слова Петра Сафонова из эссе „Социальное бессознательное”: „Человек современного западного мира принужден к насилию именно его отсутствием” (стр. 51 журнала „Культиватор”)…”