Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2006)

Едва ли не таким же значимым, как художническая среда, становится для Вс. Н. Петрова круг М. А. Кузмина, где он появился в 1933 году и почти сразу стал постоянным посетителем10 . Воспоминания «Калиостро» поразительно достоверно передают атмосферу кузминского быта и бытия и являются одним из немногих источников, свидетельствующих о последних годах жизни поэта11 . Еще один мир 30-х годов был в то время таким же важным для него. Художница О. Н. Гильдебрандт (Арбенина), жена Ю. И. Юркуна, в 1938 году познакомила Вс. Н. Петрова с Хармсом. В своих воспоминаниях он писал: «Мне выпала судьба стать последним другом Хармса». И пояснял: последним в ряду последовательно сменявших друг друга ближайших друзей Хармса в 20—30-е годы — А. Введенского, Н. За­болоцкого, Н. Олейникова, Я. С. Друскина, дружба с которыми продолжалась, но без прежнего накала сердечной близости. Воспоминания о Хармсе остались недописанными, но они вполне завершены в написанной части12 . Мемуарную прозу Вс. Н. Петрова, как и его искусствоведческую, отличают несомненные художественные достоинства. Дело не только в строгом, почти ритмически выверенном стиле. Ей присуще еще одно качество, которое сам он отметил в воспоминаниях своего учителя: «Литературное дарование Н. Н. Пунина проявилось наиболее ярко в его замечательной, к сожалению, неоконченной мемуарной книге „Искусство и революция”. Он начал писать ее в 30-х годах; тогда только что вышла в свет „Охранная грамота” Бориса Пастернака, а незадолго был напечатан „Шум времени” О. Мандельштама. В советской литературе рождался новый жанр мемуарного повествования, пронизанного философской мыслью и наполненного живым и острым ощущением истории. Н. Н. Пунин высоко ценил обе названные книги; они служили ему как бы критерием художественности, какой он сам стремился достигнуть в своих мемуарах. Сохранившиеся главы „Искусства и революции”, нимало не напоминая по стилю ни „Охранную грамоту”, ни „Шум времени”, не уступают им по литературному качеству»13 . Можно думать, что того же качества Вс. Н. Петров сознательно добивался и достигал его в своих мемуарах. Но это же качество присуще и его большой прозе. В 30-е годы он начал писать (отчасти под влиянием Хармса и Кузмина) короткие рассказы, а сразу после войны, вернувшись с фронта (где он был с августа 1941-го по конец войны), написал повесть «Тур­дейская Манон Леско», которую позже изредка читал вслух друзьям и знакомым.

Повесть печатается по правленой машинописи (частное собрание), с уточнениями по автографу (ИРЛИ, ф. 809). В машинописи имеется ряд пропусков, автором не восстановленных, — от мелких фрагментов и отдельных фраз до целых абзацев (например, окончание XXI главы — « У меня был издавна какой‑то смутный образ Марии‑Антуанетты <...> и разрешаются в романтизме »): скорее всего, автор вычитывал и правил позднейшую машинописную копию, но не сверял ее с рукописью. Отсутствующие в машинописи фрагменты текста восстанавливаются по автографу.

Н. Николаев, Вл. Эрль.

Публикация М. В. Петровой . Подготовка текста Вл. Эрля .

st1:metricconverter productid="1 См" 1 См /st1:metricconverter .: Серебров А. И. Н. Н. Петров. М., 1972.

2 Петров В. Н. Очерки и исследования. Избранные статьи о русском искусстве XVIII — XX веков. М., 1978, стр. 8.

3 Петров В. Н. Фонтанный Дом. — «Наше наследие», 1988, № 4, стр. 103 — 108; то же­ (отрывки) — «Воспоминания об Анне Ахматовой». М., 1991, стр. 219 — 226.

4 Петров В. Н. Из «Книги воспоминаний». — «Панорама искусств». st1:metricconverter productid="3. М" 3. М /st1:metricconverter ., 1980, стр. 129 — 142.

5 Петров В. Н. Владимир Васильевич Лебедев. 1891 — st1:metricconverter productid="1967. Л" 1967. Л /st1:metricconverter ., 1972.

6 Петров В. Н. Михаил Иванович Козловский. М., 1977.

7 Петров В. Н. «Мир искусства». М., 1975.

Файзов Данил родился в 1978 году в г. Игарка Красноярского края. Публиковался в журналах “Арион”, “Знамя” и на литературных сайтах в Интернете. Участник многих российских и международных фестивалей молодых поэтов. Работал куратором литературных программ сети клубов ПирОГИ/Bilingua/Проект ОГИ. Живет в Вологде.

Озимые

Мы прожили всю зиму на пареной репе. Что проще?

Под сугробами время студеное, край бобылиный.

Псы молчат, грея лапы под лавкой, не жалуя дрожью

Птиц озябших, с тоски промышляющих мерзлой рябиной.

Прислони к слюдяному окошку льняную ладошку,

Как презренный маляр, испохабь ледяные узоры

И увидь те же: лавку, подкову, икону, лукошко.

Сквозь прозрачные вещи метель проявляет свой норов.

Пятипалое черное зеркало. Слышно,

Как наружу из ходиков выйти пытается время;

Как на поиск насущного вышли настырные мыши,

Как сверчки предаются за печкой бессмысленной лени.

А чего ты хотел? В эту злую безлюдную зиму

Вещи тоже промерзли насквозь. И твое отраженье

Умудряется прятать снежинки в ресницах, во имя

Глаз твоих, улыбаясь, как в старое доброе время.

Нынче рано стемнело. Ныне странно бояться природы.

Все, что мерзнет снаружи, весной обернется рябиной.

Это зеркало станет озимым безвременьем года,

Оставаясь условием жизни в краю бобылином.

* *

*

Твой дом игрушечный, твоя игрушечная крепость

Скрипит резными ставнями без умолку.

И человеческое — дальше, чем окрестности,

И палисад который день встречает сумерки,

И завораживает чтение неспешное

Стихов печальных одноклассника вчерашнего.

И за оконцем дикая черешня

Неслышно превращается в домашнюю.

* *

*

Когда наконец повесится

Месяц на этой форточке,

А звездочки перебесятся

И отойдут ко сну,

Манернее утра кошачьего

Я встану душой на корточки:

“Обидно, но кофе кончился”.

А ты все равно улыбнись.

Ведь хлеб разложить по полочкам,

Сметая пометки в памяти,

Укрыться от ночи в полночь,

Ах, нам ли считать гроши!

Гораздо смешней, чем выдумывать,

На чем же еще не спали мы,

Гораздо грустнее взросления

Весной, босиком, по глазам…

И ноги, немного мокрые

От этих прогулок взбалмошных,

Встречают холстами-окнами

Все те, кого любишь ты.

Давай мы лекарства выкинем,

Чтоб чашки не помнили горечи,