Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2007)

В результате вся конструкция, загадочно переливаясь, повисает в каком-то внеисторическом, безвоздушном пространстве. Сказочность истории не в том, что агент Штази спас диссидента, а в том, что система координат, ценностных установок, психологических клише, характерных для “свободного мира”, накладывается сверху, как калька, на реалии “несвободного”. Очертания не совпадают. Зритель, знающий ситуацию изнутри, каждую минуту готов возмущенно кричать: “Не верю!” Но, быть может, именно этим несовпадением и объясняется шумный успех картины на Западе?

“Холодная война” у нас вроде кончилась. Запад ощущает, что одержал всяческую победу: военную, политическую, идеологическую… Но тревога тем не менее не уходит. И коренится она в каких-то невнятных безднах психологически-ментального свойства. Ведь ясно же, что демократия лучше тоталитаризма; что заповеди свободы, ценности каждой человеческой личности — абсолютны. Однако половина мира этого почему-то не понимает, являя собой постоянный источник угрозы для хрупкой цивилизации. “Другие” они, что ли? Иначе устроены? В чем разница? Как объяснить, как убедить?

Тут проще всего убедить себя, что “другие” — точно такие же, как и “мы”. Такова мифология доброй половины голливудских сказок про всяких “других”, “чужих”, андроидов, инопланетян и проч. Там “другие” или уж вовсе другие — сопливые, ядовитые, хищные, безмозглые твари, которых нужно уничтожать в зародыше и жечь каленым железом. Или же — милые, трогательные существа, непонятые, отверженные в силу человеческих предрассудков, но способные на безграничную любовь и самопожертвование. То есть наши ценности — их ценности. Это обнадеживает и внушает веру в возможность договориться.

Визлер в “Жизни других” похож на такого вот “инопланетянина”, засланного с враждебной планеты следить за злокозненными людьми и проникающегося по ходу дела неодолимой симпатией к их быту, чувствам, проблемам, искусству, стихам и музыке. Забравшись в отсутствие хозяев в квартиру, с нежностью гладит кровать, где они предаются любовным утехам, рассматривает подаренные на день рождения безделушки, заимствует томик стихов Брехта, чтобы читать их долгими одинокими вечерами в своем стерильном жилище. Он пытается испытать радости человеческой любви, заказав гэбэшную проститутку, но испытывает лишь разочарование. Плачет, слушая на чердаке через наушники “Сонату о хорошем человеке”, которую Дрейман играет на рояле в память друга, покончившего с собой. Пусть к Штази, ГДР, психологии гэбэшников и их жертв все это не имеет ни малейшего отношения, зато как трогательно! Западный зритель утешен и заворожен этой сказкой.

Что же касается российского зрителя, то у него “Жизнь других” вызывает трудно преодолимое раздражение. И раздражает нашего интеллигента, забредшего в кинозал (прочие категории населения на такие фильмы не забредают), не столько неправда, которой полно в этой картине, сколько правда, которая тоже в ней есть. Ведь Берлинская стена действительно рухнула, архивы Штази открыты, и даже чудовищно-пафосная фраза, сказанная Дрейманом бывшему министру Гемпфу при встрече в театре: “И такие люди, как вы, стояли когда-то у руля государства!” — правда.

Там — “стояли когда-то”, у нас — стоят по сей день; и не просто стоят, а, ни с кем не считаясь, рулят, как им хочется. Почему? Почему они справились, а мы — нет? Почему страна добровольно и с удовольствием вернулась под власть чекистов? Без репрессий, без большого террора, без особого насилия над инакомыслящими, просто так — как вода течет вниз? Почему те, кто разделяет аксиомы демократии: права человека — от Бога, человек — цель, государство — средство, — сегодня у нас в абсолютном меньшинстве, молчат в тряпочку или подвергаются коллективному глумлению? Может, действительно мы какие-то другие, на генетическом, что ли, уровне… Или все же такие же?

О том, что вопрос этот не дает спать по ночам не только горстке загнанных в интернет-гетто либеральных интеллигентов, но и великому нашему государству, поднимающемуся с колен, свидетельствует энергия пропаганды, палящей из всех стволов по западным ценностям: “Да, мы другие! Особые, суверенные! А вы с вашей демократией и борьбой за права человека — пятая колонна, торящая западным хозяевам путь к нашим суверенным ресурсам!” Короче, война продолжается, пропаганда работает и с той, и с другой стороны, причем и с той, и с другой стороны направлена в основном на собственных граждан. Немецкое кино, пытающееся так или иначе изжить опыт двух последовательно сменивших друг друга тоталитарных режимов, смотреть в этом смысле захватывающе интересно.

Сказка про Гитлера. “Мой Фюрер, или Самая правдивая история Гитлера” — фильм для Германии сенсационный. Это первая немецкая комедия про вождя Тысячелетнего Рейха и первая комедия про Гитлера со времен “Великого диктатора” Чаплина (1940). В немецком кино, оказывается, до недавнего времени существовал запрет на изображение Гитлера в качестве главного персонажа. Он был нарушен лишь в 2003 году фильмом “Падение” Бернда Айхингера о последних днях фюрера. Но то была невыносимо серьезная историческая драма, а “Мой Фюрер” — откровенный фарс, к тому же снятый режиссером-евреем, который просто обязан был отнестись к теме трагически и серьезно. Что это? Приручение зла? Еврей возвращает немцам нестрашного Гитлера, нестрашное прошлое, над которым они могут посмеиваться и которого не обязаны больше стыдиться? Не совсем так. Он просто выходит перед ними на подмостки в картонном шлеме, с картонным мечом и на их глазах поражает чудовище, которое до сих пор вызывает иррациональные чувства вины и страха.

В сущности, весь фильм — откровенная фантазия на тему “Как один маленький, лысый еврей в очочках победил коричневую чуму”. Автор всеми способами подчеркивает “невсамделишность” происходящего. Декорации тут нескрываемо картонны, разве что изнанка не торчит в кадре. Приверженцы Гитлера похожи на клоунов. Чего стоит хотя бы Гиммлер, приехавший с фронта с черной повязкой на левом глазу и правой рукой в лубках, вздернутой в вечном нацистском приветствии. Прочие фашисты носятся по коридорам Рейхсканцелярии, как гуси, хлопая крыльями на каждом шагу: “Хайль Гитлер!”, “Хайль Гитлер!”, “Хайль Гитлер!”; но периодически впадают в ступор при несовпадении каких-то циркуляров, помеченных разными буквами и цифрами. Сам фюрер в полном маразме, играет с корабликом в ванной, по ночам вылезает в окошко, чтобы прогуляться по улицам с собакой Блонди, одетой в нацистскую форму с орденами. Короче, балаган.