Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2006)

— А о чем ты все время думаешь? — крикнул Никита в тугую стену ветра.

— О разном думаю. О том, как мир устроен. О том, зачем люди живут. Но чаще всего о Боге, конечно, думаю. О том, например, зачем Он устраивает всякие катастрофы, где много людей погибает. Не все же они грешники, как в Содоме, среди них и совсем маленькие дети есть, грудные, у которых еще душа чистая.

— И зачем? — спросил Никита, который тоже часто об этом думал.

Ваня молчал, пережидая особо сильный порыв ветра. А Никите вдруг стало не по себе. Он поймал себя на том, что совершенно искренне ждет от этого ребенка ответа на все свои сомнения и вопросы.

— Этого я еще не понял, — степенно ответил Ванечка. — Но то, что я не могу этого понять, вовсе не значит, что это на самом деле не имеет смысла.

До Горинского они добрались уже в кромешной темноте. Расположились в школе. Ваня тут же уснул на парте под едва различимым в темноте портретом Пушкина. Никита вышел побродить. В окне совхозной конторы горел свет. И какая-то смутно знакомая, но никак не увязывавшаяся с этим местом фигура курила, высунувшись в форточку. Силуэт повернул голову в сторону Никиты и вдруг издал приглушенный крик, скатился с подоконника и исчез из освещенного квадрата. По деревянной лестнице загремели поспешные шаги, и на Никиту обрушилась “матушка”.

Минут пять Гриша просто висел у него на шее, издавал радостные нечленораздельные звуки и мотал головой из стороны в сторону, как щенок, которому в ухо залетел шмель. Никита от неожиданности тоже потерял дар речи и только смущенно улыбался в темноту.

Рассмотреть Гришу Никита смог уже в конторе, куда они поднялись по опасной деревянной лестнице, зиявшей выпавшими ступенями и производившей весьма ненадежное впечатление. Выглядела бывшая “королева панели” забавно: резиновые сапоги, облепленные пудами грязи, ватные штаны, а поверх всего этого — пальто от японского модельера Yoshi Yamomoto, купленное в одном из самых дорогих бутиков Москвы. На Гришином лице, раньше мертвенно-бледном из-за пластов пудры, играл здоровый деревенский румянец. Пирсинг из губы исчез.

Гриша, закончивший платный вуз по модной специальности “маркетинг и реклама”, теперь работал экономистом в загибающемся совхозе “Колос”. Вставал в шесть утра и кричал в разбитую телефонную трубку, перевязанную бинтом: “Дядь Петь! У нас тут вчера телята копыта откинули, мясо вам не нужно?”

А еще “матушка”, всегда тянувшаяся к духовности, служила алтарником в сельском Свято-Троицком храме. В Горинское Гришу зазвал местный батюшка, отец Андрей.

— Нет, ты не подумай ничего плохого, — спохватившись, затараторил Гриша. — Все свои пороки я оставил в прошлом. Если я раньше, да, жил с духовными особами в плотском грехе, то с отцом Андреем это исключено. Даже представить такое рука не поднимается! Я теперь раскаялся во всем. Скоро вообще жениться придется. Во избежание подозрений и домыслов. Меня уже здесь во все семьи просватали. Им же не объяснишь никак, почему мне девушка не нужна. Буду переучиваться!

С отцом Андреем Гриша познакомился по Интернету, когда после свидания с ФСБ выспрашивал у публики пути эмиграции “хоть куда-нибудь”. В норвежской визе “матушке” тогда уже отказали. Кто-то посоветовал “закосить под паломника”, так вроде с посольствами меньше мороки, Гриша сунулся на какой-то православный форум, где и возник отец Андрей, написавший заблудшему отроку: “Зачем тебе бежать за границу, приезжай к нам, в Горинское, здесь тебя точно никто не найдет”.

Читатель глянцевых журналов и постоянный посетитель показов мод посмеялся над предложением эмигрировать в “Жопу Мира” и благополучно о нем забыл.

Но однажды у Гриши выдался крайне неудачный день. Он перессорился со всеми “подругами”, сбежал от своего батюшки, который за очередную измену побил его табуреткой, и отправился развеяться в гей-клуб, куда его внезапно не пустили незнакомые дюжие охранники, а когда “матушка” попыталась доказать свое право войти в сие заведение для избранных, весьма жестко окунули головой в сугроб.

Гриша плелся по ночной Москве, вытирал снег с лица, всхлипывал и хотел сотворить с собой “что-нибудь такое, чтобы все стали жалеть, а было бы уже поздно”. Но умирать молоденькому Грише совсем не хотелось.

И тут он вспомнил об отце Андрее. И решил всем назло отправиться в ссылку в “Жопу Мира”. Долго пребывать в Горинском Гриша, конечно же, не планировал. А готовился, после многократных слезных уговоров, вернуться обратно в Москву.

Но в Москву Гриша не вернулся. И за границу уезжать раздумал. Какими словами отец Андрей убедил завсегдатая гей-клубов остаться в глухом селе, одному Богу ведомо, сам Гриша про это свое перерождение говорил уклончиво и не очень охотно.

— Тут жизнь спокойнее. И как-то насыщеннее, чем в городе. Да и взрослеть пора. Мне уже двадцать три, а я живу, то есть жил, совсем по-детски, безответственно. Я, когда сюда приехал, вдруг почувствовал, насколько мне пусто в душе. Это в юности порок привлекает, кажется гораздо интереснее, чем жизнь по правилам. А потом наоборот. Становится скучно от собственной распущенности. Чего я там, спрашивается, не видел? Мужиков накрашенных? У нас тут в соседнем селе, в Крестах, алтарником бывший бандит служит. Тоже прискучило ему “жить по беспределу”, и решил “жить по понятиям”. Это он сам о себе так рассказывает, когда кагору напьется. А вообще его история гораздо интереснее, попроси, тебе отец Андрей расскажет.

Отца Андрея они нашли на ферме. Подобрав рясу, он ходил между рядами коров и уговаривал их не упрямиться и давать побольше молока.

— Отца Андрея тут недавно председателем колхоза выбрали, — объяснил Гриша. — А он человек городской, как и я, не знает, с какого боку ко всему этому подступиться, пытается вот надои проповедями повысить!

Председатель колхоза засмеялся и пошел к ним, перепрыгивая через лужи. Крыша на ферме местами обвалилась, и сквозь дыры на колхозное стадо смотрели далекие галактики.

— Да, недавно моя паства увеличилась на двести голов крупного рогатого скота! — сказал веселый батюшка, протягивая Никите руку. — Журналист? Нет? Странно! А то, как только меня избрали, у нас тут целое журналистское паломничество началось, каждый день ездили: сенсация! Поп — председатель колхоза! Зато благодаря журналистам я постигал азы крестьянской премудрости. Приехали одни с телевидения. Стали придумывать разные мизансцены: в коровник меня загнали, в поле вывели… а потом оператора осенило: “Священник на тракторе! — такого я еще никогда не снимал!” Посадили меня за руль, а я — первый раз в жизни! Ну, что было делать? Перекрестился и поехал…