Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007)

— За-мол-чи!

— Ладно, ладно, друзья, — заговорил Андрюха примирительно, — перестаньте. Ведь так хорошо... Давайте на мировую выпьем. Да? И пусть каждый останется при своем. — Стал разливать.

— Да нет, — Володька не унимался, — тут кто-то хочет машину свою проиграть. Что, Наталья, спорим на твою машину?

Наталья скривила губы:

— Легко. Катайся на здоровье. Правда, я не уверена, что ты на права когда-нибудь сдашь.

— Я и не буду сдавать. Продам тысяч за пять, позажигаю...

— Она пятнадцать стоит как минимум!

— Я не жадный.

— Ну все, все. — Андрюха поднял рюмку. — Пьем за дружбу!

— Пьем, — поддержал бородатый.

Выпили, постепенно успокоились. Решили все-таки спеть. Но, чтоб детей не будить, вышли с бутылками, рюмками, кое-какой закуской на веранду. Там тоже был большой стол, стояли табуретки, стулья. После тепла в доме и выпитого показалось, что и на улице тепло.

— Всю ночь здесь будем, — объявила Наталья. — Хоть надышимся.

— Да-а, по сравненью с Москвой воздух... М-ма!

Но тут же стали бегать в дом и одеваться.

— Друзья, только одно условие, — сказал Андрюха, когда расселись. — Поем негромко и мелодично. Соседи вокруг.

— Да никого тут нет. Пустые дома...

— Володь, это тебя касается в первую очередь. Ты у нас любитель громкости.

— Я душой пою!

— Ну вот — держи ее в рамках.

Володька укоризненно покачал головой:

— Эх, Андрюшка, занудой ты каким-то становишься... Душа в рамках... Ладно, — хлопнул в ладоши, — давайте сначала про церковь. Чтоб кровь разогнать.

— Для начала бы выпить не помешало, — заметил бородатый.

— Эт правильно!

Выпили. Володька, не закусив, сразу завел:

— У це-еркви стоя-ала-а каре-е-ета-а...

Остальные с готовностью подхватили. Эту песню пели каждый раз, когда собирались. Любили. И Сергеев хоть и не находил особой радости в пении, но когда-то в юности, услышав по радио “У церкви стояла карета” в исполнении Жанны Бичевской, с первого раза запомнил почти все слова. И с удовольствием подпевал и чувствовал, что в груди что-то расширяется — что-то светлое и дорогое растет...

...Все го-ости-и наря-адно оде-е-еты,

Неве-еста всех кра-аше была-а...

— Ох, хорошо, — подождав, пока последние звуки погаснут, простонала Наталья. — Хорошо-то как...

— Да-а, — вздохнул и бородатый, — много чего есть в русской культуре великого, но песни — это жемчужины. Лекарство.

— Эт правильно. — Володька, подсвечивая себе зажигалкой, стал наполнять рюмки. — Теперь предлагаю “Лучину”, для полного очищения.

— А знаете, кто слова написал для “Лучины”? — спросил бородатый.

Наталья сморщилась:

— Не надо, не надо! Пусть для нас будет народной.

— Так! Пьем — и поем.

И опять начал Володька. Осторожно, душевно:

То-о-о не ве...

То не ветер ветку кло-о-онит,

Не-е-е дубра...

Не дубравушка шуми-и-ит...

— То-о мое!.. То мое сердечко сто-о-онет, — грянули Наталья, бородатый и жена Сергеева. Андрюха и Сергеев помалкивали. — Ка-ак осе... Как осенний лист дрожи-ы-ыт...

— Э! Э, стоп! — вдруг замахал руками Володька. — Погодите!

— Ну что опять?

— Как вы спели? А? “Осенний”? Да не “осенний лист”, а — “осины”! “Осины”, понимаете?

Наталья ударила кулаком по столу:

— Ну вот вечно все испортит! Что за день такой...

— Да с чего вы взяли? — возмутился бородатый. — Все всегда поют “осенний”. И я точно помню — я текст читал. В моем спектакле эта песня звучала.

— В попсовой книжке, значит, текст читали, — проворчал Володька. — Осенний лист дрожит — х-ха!.. Да ну, всё... Ладно. — И он стал набивать трубку.

Молчали. Всем, кажется, было неуютно, неловко, то ли за себя, то ли за Володьку. Сергееву хотелось снова быстро опьянеть и уйти спать.

— Что-то сплошные споры у нас сегодня, — заметила жена.

— Редко собираемся, — отозвалась Наталья.

Еще помолчали. Потом Андрей сказал, сказал так, что у Сергеева пробежали мурашки:

— Некрасиво ты себя ведешь, Володя. Нельзя так.

— А что мне, замечание сделать нельзя? Поют неправильно, Митяева с Визбором путают... Осенний лист у них!..

— Да, теперь только вешаться, — не выдержал Сергеев; Володька его тоже сегодня раздражал как никогда. — Режиссерство устроил тут. И так настроения нет...

Володька, досадливо вздыхая, раскуривал трубку. Раскурил, смачно выдохнул дым.

— Понятно. Но... но позволю себе встать на защиту песни. На защиту правды. В песне каждое слово играет огромную роль. Недаром даже пословица есть...

— Уважаемый Владимир, — перебил бородатый. — Поскольку вы считаете себя специалистом в этой области, то, наверное, знаете, что существуют по крайней мере семь равноизвестных вариантов песни “Степь да степь”. Так? Слова там, мягко говоря, разнятся, но ведь в голову никому не приходит какой-то из вариантов делать главным. Так или нет?

— Сейчас. — Володька налил себе водки.

— Хватит пить, — попыталась помешать Наталья, — хоть бы всем предложил...

— Оставь меня в покое. — Он выпил, пыхнул трубкой, кашлянул. — Видите ли... Одно дело варианты, а другое — “осенний”. В церковной службе есть множество молитв, но слова ведь в них не меняют. Существует канон.

— Это совсем разные вещи.

— Да ничего разного!..

— Или про черного ворона! — встряла слишком активно жена; наверно, решилась перевести разговор. — Я с ней в Щукинское последний раз поступала. — И запела тоненько, с фальшивой грустью — ей явно было не грустно, а хорошо от общения с друзьями, от споров, даже от близости ссоры:

Че-о-орный ворон, друг ты мой серде-е-ешный,

Что летаешь высоко...

Сергеев поморщился, отвернулся... В холодильнике еще были куриные крылышки, что-то мясное и Наталья с Володькой привезли. Разжечь костер по новой, посидеть в одиночестве, слушая ночь, ворошить обгорающие полешки... Пить опять не хотелось — после того как поспал, водка не брала, казалось, она не рассасывается по организму, а просто стекает в желудок, напитывает лежащую там пищу горечью... Да, или костром увлечься, или лечь в кровать. Уснуть глубоко, умереть до завтра.

11

— Приве-ет! — Но скорее не приветствие, а вопль недоумения, и на веранду поднялся Максим все с такими же длинными волосами, с неизменными гуслями в полотняном чехле; следом за ним появилась невысокая, но стройная темноволосая девушка. Голубые в обтяжку джинсы, белые сапожки и белая куртка-ветровка. Лицо на первый взгляд некрасивое, неправильное и этим, наверное, притягивающее взгляд, интересное.