Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007)

— Саша, ты спать не хочешь? Иди ляг с Дашенькой.

— Не хочу, — бубнил он, а потом вдруг спросил Макса: — Дядя, а вы поиграете?

— Что, малыш?

— Вы на такой играли. На досочке...

— На гуслях?

— Угу, на гуслях.

— Ух ты! — неожиданно для себя поразился Сергеев. — Ты действительно помнишь? Сань?

— Помню.

— Молоде-ец!

И Макс, обрадованный, что пятилетний мальчик помнит о его давней игре, оживился и осмелел, почувствовав в Саше поддержку:

— Конечно, сыграю. Я каждый день играю. И начал, когда тоже маленьким был совсем. Тогда совсем редко кто умел. На гитарах играли, а я на гуслях.

— А поиграйте.

— Обязательно. Сейчас только коричневой водички выпью, чтоб лучше игралось. — Он наполнил свою рюмку коньяком.

— Нам, пожалуй, тоже пора, — вздохнул бородатый, взял бутылку, но налил только себе и Андрюхе. — Андрейка, — как-то бережно, по-отечески потряс его за плечо, — прими. И не думай. Помни только, что я тебе предложил.

— Да, я помню. Спасибо, Василий. Спасибо...

Выпили без тостов, не чокаясь. Сергеев не выпил — уже не лезло. Даже мутило. Через силу курил, выдувая дым в сторону от сына. Вспомнилось, отчетливо и ярко, то, о чем сегодня уже не раз вспоминали другие — как они приезжали к Андрюхе лет пять назад.

Андрюха жил здесь почти безвылазно, писал иконы, ходил по воскресеньям в церковь. И встречал их по-настоящему радостно, как дорогих и долгожданных гостей; наверное, так заблудившийся в тайге человек радуется геологам... Они почти и не пили тогда. Нет, хм, пили — зеленый чай, чай со смородиновыми листьями, с лимоном. Ели пряники и конфеты, обсуждали прочитанные книги. Много было книг, которые почему-то казалось необходимым прочитать и потом о них спорить. Спорили об истории, о религии, о театре. Но по-хорошему, без злости. А теперь? Какой, действительно, праздник — приехал в одиннадцать вечера с работы, а тут... И он, Никита Сергеев, тоже бы психовал. Бывало такое несколько раз, когда заходил домой, вымотанный до предела, а у жены подруга. И конечно, срывался... М-да, и обратно сейчас не поедешь — электрички, может, и ходят, но дети... Был бы один, незаметно как-нибудь собрался бы, исчез потихоньку. А придется вот не самую приятную ночь пережить. И никуда не денешься.

12

Макс принес гусли. Уселся, положил их на колени. Пощипал струны и принялся объяснять Сане тихо, как по секрету:

— Эти гусли называются столообразные. Самые сложные гусли, зато звук прекрасный — пятьдесят пять струн у них. Вот, слушай. — И стал наигрывать мелодию.

Звучание действительно было красивое, но одновременно какое-то искусственное, раздражающе приторное, как и недавнее красивое пение жены. Сергееву даже спину защипало, и он поежился.

— Ну? — спросил Макс. — Райский звук, правда?

— Правда, — зачарованно отозвался Саня.

— С раем негоже земное сравнивать, — строго сказал бородатый. — Нет такого сравнения. И музыка небесная должна нас влечь, а не языческий этот трень-брень.

Макс не обратил внимания, он уже поднял голову, глаза закатил. Мелодия стала громче, отчетливей.

— Я об Илье Муромце поиграю. Знаешь такого богатыря?

— Нет.

— Да ты что? А мама с папой книжки тебе не читают, что ли?

— Не-ет.

— Что ты наговариваешь? — возмутилась жена. — Постоянно читаем. — Она толкнула Сергеева: — Никита, скажи!

Макс победительно улыбнулся:

— Да ничего... — Наклонил голову к Сане: — Послушай вот былину о богатыре великом, об Илье Муромце. Он давно-давно жил, много подвигов совершил. — И перешел на распевную, гнусоватую, убогую какую-то интонацию:

Из того ли то из города из Мурома-а,

Из того села да Карачарова-а

Выезжал удаленький дородный добрый молоде-ец.

Он постоял заутреню во Муроме-е,

А й к обеденке поспеть хотел он в Киев-град.

Да й поехал он ко славному ко городу Чернигову-у.

У того ли города Чернигова-а

Нагнано-то силушки черным-черно-о...

Сергеев выбрался из-за стола. Зашел в дом. Выпил холодной воды из-под крана. В соседней комнате о чем-то возбужденно шептались Наталья с Володькой. “Только бы Дашку не разбудили”, — мелькнула мысль; Сергеев поморщился и уже иначе, твердо, подумал, как приговорил себя: “Обабился ты, чувак, обабился. Да”.

Открыл холодильник, увидел бутылку водки “На березовых бруньках”. Зачем-то взял. Потом отломил полбатона докторской колбасы. Сунул бутылку и колбасу в карманы куртки. Вышел.

Максим продолжал гнусить, не совсем, кажется, впопад перебирая струны:

Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,

Выходили мужички да тут черниговски

И отворяли-то ворота во Чернигов-град...

Настя сидела слева, Саня справа. Оба восторженно смотрели на гусляра, слушали эту белиберду. Андрюха обхватил голову руками, будто спрятался в них. Жена курила Наташкину тонкую сигарету и хмуро щурилась. Бородатый распушил бороду и, кажется, дремал, откинувшись на спинку стула... Сергеев спустился с крыльца, повернул к сарайчику.

Ночь была совсем темная. На небе ни луны, ни звезд. “Снег повалит, наверно”. Да, пахло снегом... Смутно желтели дрова в поленнице, едко пахло холодной золой. Сергеев посмотрел на дом и прикинул, что если бы в спальне горел свет, то окно как раз бы осветило место для колки. Он бы с удовольствием поколол. “А по ноге?” — хмыкнуло внутри, и даже боль появилась в кости ниже колена. Нет, не надо...

Сел на широкую чурку, посидел, достал бутылку. С хрустом отвернул крышечку и сделал глоток. Водка влилась неожиданно легко, почти как газировка в жару, и он стал глотать еще, еще. Через силу оторвался. Замер, прислушиваясь к ощущениям, наконец выдохнул, и только после этого в животе и груди зажгло, но зажгло приятно, чисто — как в юности... Тогда пили редко, организм принимал алкоголь с готовностью, и действовал он иначе — не усыплял, а будоражил. Тянуло на подвиги. И сейчас тоже захотелось такого... Рука потянулась было за колбасой, но разум спросил: зачем? Закуски сейчас не нужно было.

А через несколько секунд так же приятно, чисто ударило в голову. Коротко мелькнуло ослепительно-яркое, словно бы крутнулся стеклянный шар в дискотечном зале, обещая радость, праздник, что-то новое и долгожданное. То, чего он, боясь признаться самому себе, давно хотел, о чем неясно, в полуснах мечтал. Какую-то другую жизнь... Да нет, как бы и продолжение этой, но измененную — удивительно и непонятно как, чем измененную... И, чувствуя, что запутывается, стараясь понять, что с ним происходит, Сергеев выпил еще.