Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007)
- Название:Новый Мир ( № 1 2007)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007) краткое содержание
Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/
Новый Мир ( № 1 2007) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Нарушитель узковедомственных границ, Григорьев плодотворно вторгается в литературоведческую сферу. Одна из заветных и часто повторяемых автором конструктивных идей — призыв к теоретической разработке проблемы русского авангарда (или даже Авангарда — к такому написанию прибегает автор, когда ведет спор с “разоблачителями” типа Б. Гройса). В статье “Взлеты и падения авангарда” намечены реальные пути включения авангардной эстетики в общую картину художественного процесса, в построение единой “эстетической гносеологии”. Будучи сам носителем авангардной стилистики, Григорьев часто прибегает к научно-литературной гиперболе, к слову громкому, резкому и звонкому. И оно всегда обеспечено конструктивностью мысли, созидательностью устремлений.
Постоянная ориентация на многогранный и полнокровный мир Хлебникова помогает Григорьеву проявлять необходимую строгость в оценке современного экспериментального искусства, не “покупаться” на квази- и псевдоноваторство. Брезгливо отстраняется он от арт-дельцов приговского типа. Строг к Лимонову и Сорокину. Тем не менее мне кажется, что вопрос об истинных наследниках Хлебникова требует своей детальной разработки. Решить, что Велимир “недосягаем”, что никто к его высоте даже не приближается, — это не совсем органично для открытой эстетической системы Григорьева. “Веха” — это все-таки не венец и не конец, а единство прошлого и будущего. Полагаю, что исследовательского внимания в этом смысле заслуживает Геннадий Айги, чей словесный лаконизм и свободный стих — продолжение хлебниковского вектора. (“Необходим новый штурм самого понятия „верлибр””, — призывает Григорьев. Вот и свежий материал для такого штурма.) Не обойти здесь и Виктора Соснору — в частности, как мастера “паронимической аттракции”, впервые описанной в науке именно Григорьевым. Это, как ни крути, реальные будетляне.
Иная ситуация с Бродским, щедро представленным в именном указателе книги. Автор не раз упоминает проект “русской национальной идеи” В. Библера, где выстроена такая “тетрада”: Пушкин — Хлебников — Платонов — Бродский. И резонно его критикует, указывая, например, на отсутствие в этом ряду Блока. Но я сейчас о другом: как в синонимическом ряду могли оказаться такие эстетические антиподы, как Хлебников и Бродский. Вынесем за скобки оценочный аспект: у Бродского сторонников и защитников сейчас куда больше, чем у Хлебникова, особенно среди поэтического молодняка (заметим в скобках, очень и очень худосочного). Здесь мы имеем дело с чистейшим противостоянием Авангарда и Постмодернизма. Бродский как крупнейший представитель последнего ничуть не стремился к “самовитости” слова, не пользовался энергией его внутренней формы, держал язык в узде идейной задачи. Хлебников завещал поэтам быть “путейцами языка”, а Бродский пошел путем перифрастического многословия. Так, может быть, не надо примирять всех со всеми, а лучше говорить о необходимом противостоянии двух словесных эстетик? Именно так развел Тынянов в “Промежутке” “крайне левого” Хлебникова и “крайне правого” Ходасевича. Хлебников и Бродский — оппоненты. Григорьев ведь любит само это слово: есть в книге даже миниатюрное эссе с названием “Оппонента вызывали?”.
А в науке-то просто не может быть мышления “не оппонирующего”. Недаром Григорьев так часто спорит с единомышленниками и учениками, со многими “велимироведами”. Очень показательна статья “В защиту Будетлянина (Оппонирую О. А. Седаковой и „Миру” Хлебникова)”, в финале которой автор, в частности, предлагает Седаковой “не откладывая, ответить критикой этой нашей критики”. Внимательно следя за работой молодых коллег Н. Фатеевой и О. Северской, Григорьев весьма осторожно оценивает качество открытых ими “молодых дарований”. И это правильно, как говорил многократно упоминаемый в книге М. С. Горбачев. Именной указатель книги (как и “Будетлянина”) — картинка впечатляющая. Неподалеку от Жирмунского — Жириновский, перед А. Чудаковым — А. Чубайс, между Галичем и Галкиной-Федорук — Максим Галкин. Последнего Григорьев призывает включить вопросы о Хлебникове в игру “Кто хочет стать миллионером?”. Даже от составителей кроссвордов Григорьев ждет зашифровки имени “Председателя Земного Шара”. И, не дождавшись, предлагает нам собственную крестословицу “Хлебников”. Первый пункт по вертикали: “Автор первой книги о Хлебникове”. Семь букв. Угадали? (Якобсон.)
…Регламент поджимает. Так что же объединяет эти две работы, помимо общего предмета? Авторам, принадлежащим к разным поколениям, в равной мере присущи интеллигентное бескорыстие и филологическая самоотверженность. Не себя показать, а героя, которому отдано столько труда и вдохновения, — вот стратегия двух столь разных и так дополняющих друг друга книг. Показали. Будетлянин — он всегда “будет”. Но в то же время он уже есть.
Вл. Новиков.
В 25 зеркалах
Колмогоров в воспоминаниях учеников. Сборник статей.
Редактор-составитель Альберт Ширяев. М., Издательство МЦНМО, 2006, 472 стр.
Эта книга представляет собой собрание воспоминаний учеников великого российского ученого Андрея Николаевича Колмогорова (1903 — 1987) о своем Учителе. Среди тех, чьи воспоминания вошли в книгу, есть всемирно известные математики, члены многих академий, и есть те, кто такого признания не добился. Здесь двадцать четыре мужчины и одна женщина. Воспоминания различны по объему — от полутора страничек до сотни. Есть простые для чтения, а есть и научная статья Николая Ченцова, где, как и положено в математической работе, формул едва ли не больше, чем текста, и, чтобы читать ее, нужна серьезная математическая подготовка.
Но при всей разности голосов, ее составляющих, книга складывается в единое целое. Многоголосье рождает не какофонию, а стереофонию. Множество случайно схваченных отражений — при всем разнообразии углов зрения и отражающих свойств зеркал — выражает одно: все, чьи воспоминания вошли в книгу, свидетельствуют о том, как они — кто-то на краткий срок, а кто-то на долгие годы — оказались рядом с явлением гениальности. Как сказал Владимир Успенский, Колмогоров — “явление чрезвычайное”. О том, что такое колмогоровская “чрезвычайность” с точки зрения каждого его ученика, и написана эта книга.
Существует очень древний, многократно испытанный и тем не менее хорошо работающий прием изображения явлений, требующих превосходной степени, — прекраснейшей женщины, великого поэта или гениального мыслителя. Это — описание не самого явления, а его восприятия окружающими. Чтобы передать подобное явление, нельзя показывать его в лоб — это почти всегда не вызывает у читателя ничего, кроме иронии и скепсиса. Нужно показать восторг на лицах тех, кто на это явление смотрит. Так Гомер описывает Елену Прекрасную, увиденную глазами и описанную словами троянских старцев. Именно такова и структура воспоминаний о Колмогорове.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: