Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2011)

— Так, — собираюсь с духом.

— Мне позвонили из Министерства культуры. Предложили работу.

— Какую?

— Поднимать классический балет в Марокко.

Она не шутит. То ли ее распирает от смеха, то ли от гордости.

— И?

— Я их спрашиваю, вы знаете, какой мне пошел десяток? А они отвечают: “Это все не важно. Вы — наша последняя надежда”.

Я подаю ей руку, помогаю взойти на ступень автобуса.

— То есть кроме тебя ехать в Африку некому. И бедуины без тебя не обойдутся.

— Мне сказали, они живут в таких условиях хороших, что уже могут себе позволить классический балет.

Я загораживаю проход. С места не сдвинусь, пока не узнаю всего.

— И что ты ответила?

Она замирает на секунду. Спохватившись, взмахивает руками:

— Куда, куда я поеду? У меня дети. У меня концерты, концерты, концерты, выступления, репетиции, репетиции, выступления, концерты!

И тут я понимаю, что она себя уговаривает. Мать пытается найти цивилизованное объяснение тому, почему она не может бросить нас. А это значит, что если она не найдет абсурдного объяснения, то она соберет чемодан и затеряется в песках…

Двенадцать лет тому назад родился мой сын. По традиции, заведенной отцом, я едва не опоздал к началу схваток. Оседлав велосипед, я отправился на ближайшее болото. Сырая земля чавкала под ободами. Вдруг в колесо впорхнула бабочка, и спицы не смололи ее в пыль. Желтое пятнышко вынырнуло с той стороны колеса и разумно исчезло в кустах малины. Бабочка, быть может, даже не заметила, сквозь лопасти какой смертоносной мельницы прошла. Вот так приходят в этот мир холодным летним днем, при шквальном ветре, обладая лишь крупицей плоти.

Звиад Ратиани

*

ПУТИ И ДНИ

Перевод с грузинского и вступительное слово Бахыта Кенжеева

Звиад Ратиани родился в 1971 году в Тбилиси. Поэт и переводчик поэзии. Получил техническое образование: в 1992 году окончил факультет связи Тбилисского технического университета. Автор четырех стихотворных книг. Переводил на грузинский язык стихи Райнера Марии Рильке, Томаса Элиота, Эзры Паунда, Роберта Фроста, Уистана Хью Одена, Роберта Лоуэлла, Дерека Уолкотта, Шеймаса Хини и других поэтов. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии Института Гёте за переводы стихов Пауля Целана (1999) и премии имени Важи Пшавелы за поэтический сборник “Дороги и дни” (2005). Стихи Звиада Ратиани переводились на многие европейские языки. Живет в Тбилиси. Работает инженером в компании мобильной связи.

Звиад Ратиани — один из лучших грузинских поэтов. Я могу быть пристрастен, потому что, встретившись года три тому назад, мы ощутили мгновенную — и, смею надеяться, взаимную — симпатию. Впрочем, я слышал о его стихах задолго до этой первой встречи. [1]

Он читал мне по-грузински, я следил за содержанием по подстрочнику. Даже при таком восприятии стихи поразили меня мгновенно и бесповоротно. За ними проступала — как и бывает с прекрасной поэзией — напряженная и благородная душевная жизнь, любовь не только к слову, но и к нашему незадачливому бытию. Небольшой цикл стихов Звиада, который я впоследствии с восторгом перевел, стоит в его творчестве чуть-чуть особняком. Он проецирует эту душевную жизнь на ее повседневный контекст: частые командировки, дорожные встречи, мысли о сегодняшней Грузии с ее не самой завидной судьбой. Как и полагается патриоту, Звиад смотрит на свою родину преданно, но без романтического флёра; порою кажется, что он в этих стихах постоянно помнит о знаменитом лермонтовском “люблю отчизну я, но странною любовью”. Счастлива страна, рождающая таких тонких и бескорыстных поэтов.

В подлиннике эти стихи зарифмованы; я перевел их верлибром не по лени, а потому, что хотел как можно лучше передать их строй, — как бы нарочито сдержанный и насыщенный непростыми тайными страстями.

Беспорядочная коллекция незавершенных мыслей.

Илья Чавчавадзе, “Записки путника”, 1861

I

dir/ Чуть ли не ежедневно переезжая на новое

место, ты даже радовался; озябший,

проголодавшийся, предполагал, что след

путешествий останется где-то, хотя бы россыпью букв

на бумаге. Не вышло. Зато ты узнал о тайных

недомоганиях странников, чьи силы

то возрастают, то падают. Голос жены или дочки

мерещится перед сном. Учащаются дежавю.

Приступы беспричинной грусти одолевают все чаще.

И еще одно чувство — боль, словно теряешь нечто

неназываемое, неотъемлемое, взамен получая лишь

возможность быть чужим, обладать тьмой

лиц и имен. Быть чужим не для других (для них

ты и так посторонний), но для себя самого,

быть одним из бесчисленных “Я”, который вступает

в незнакомый город. Спрашивает дорогу. Переходит мост.

II

Странствия по родному краю. Год: явно не первый.

Причина: дела, то есть служба. Следствие: зарплата.

Виноват. Худо, когда стихи нуждаются

в предисловии, без которого (опасаешься ты)

их вряд ли поймут, грех растолковывать, что

ты и впрямь превратился почти в бродягу, привычно

просыпаясь в разнообразных градах и весях,

то в гостиницах, то в семейных домах. Впрочем,

много ли в этом корысти? Открывая глаза,

не помнишь, где просыпаешься, не понимаешь, когда.

Скажем, вчера крик петуха тебя разбудил, позавчера —

прибой. Или наоборот? Счастье, да, счастье,

вот что, верно, было бы правильной целью

странных и суетных лет, которые ты разменял

на мелкую боль, жертвуя временем и покоем

ради бессмыслицы: влюбляться во все, что увидишь.

III

В эту страну часто тянет влюбляться. Бывает,

и ты поддаешься соблазну, особенно если

тонет дорога в июльских горах, вьется. “Мои

славные, я вас люблю!” — хочется крикнуть

придорожной деревне и коршуну, вывешенному,

как флаг, на околице, и лесистому склону, откуда он

спустился, и вотчине коршуна — небу меж горных

вершин, и траве, ждущей кровавых перьев

будущей жертвы, и самой этой жертве, что хищник

не успел еще высмотреть. Лает дворовый пес,

на забор бросаясь. Девочка-замарашка

провожает взглядом твою машину. Что делать

с внезапной радостью в сердце? Боль — проще, о ней