Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2006)

Верстальщик оборачивается к ней и спрашивает вполголоса:

— А Сталинград вам это не напоминает?”

Борис Херсонский. Нарисуй человечка. Стихи. Одесса, “Печатный дом”, 2005, 104 стр.

Полезай-ка в мешок, и я тебя отнесу

туда, где палач с наганом идет к гаражу,

где человек говорит, словно тварь в лесу:

“Не убивай меня, я службу тебе сослужу!”

............................................

Борис Херсонский — врач в третьем поколении, психиатр с четвертьвековым стажем, автор нескольких поэтических книг: “Восьмая доля” (1993), “Вне ограды” (1996), “Post Printum” (1998), “Там и тогда” (2000), “Свиток” (2002) и др. Я довольно долго не подозревал о существовании Бориса Херсонского, но теперь, благодаря любезности Марии Галиной, эта лакуна в моих представлениях о современной поэзии заполнена (поскольку изданная в Одессе книга малодоступна, отсылаю желающих к подборке “Вдоль белых стен” в журнале “Арион”, 2005, № 4 ).

Не понимаю, как это мы

остались среди зимы.

Среди покосившихся старых домов,

среди поврежденных умов.

.....................................

Сидим с врагами за общим столом.

И им, и нам — поделом.

Смеемся, пока ледяной узор

не покроет наш общий позор.

Даже невольно вспоминая о Георгии Иванове, Мандельштаме (список можно продолжить), все равно — сильно. На мой личный вкус — сильно. Но дело не в этом, я процитировал как раз не самое типичное стихотворение книги. Стихи Бориса Херсонского не просто безысходно мрачны (на это есть своя поэтическая традиция), основной корпус книги озадачил меня своим депрессивным реализмом — без ожидаемого лирического “катарсиса”. И это первоначальное впечатление получило подтверждение в обнаруженной мной задним числом рецензии Аркадия Штыпеля (“Новое литературное обозрение”, 2004, № 70) на другую книгу Херсонского, “Семейный архив” (Одесса, “Друк”, 2003). Цитирую: “Вероятно, в „нормальном” прозаическом романе говорилось бы: эти люди были такими-то и такими-то и вот что с ними случилось. В поэтическом повествовании Бориса Херсонского применена логика, обратная по отношению к логике „нормального” романа. Херсонский говорит примерно следующее: эти люди были, ибо они были такими-то, и с ними случилось то-то. <���…> Эту „почти прозу” нелегко встроить в какой-либо типологический ряд. <���…> Оксюморон „поэзия non-fiction ” — это один из возможных ответов на кризис традиционной поэтики”.

Во многих разделах книги “Нарисуй человечка” Херсонский выступает в качестве повествователя — не сочинителя, а рассказчика, рассказывающего истории из жизни . Вот (не пожалею места) одна — из раздела “Телефонная книжка”, где названия стихотворений представляют из себя номера телефонов с именами-отчествами (и номера, и имена перечеркнуты).

На самом деле детские годы полны

чудовищных сцен насилия. Крыльями бьют у стены

недорезанные цыплята. Кровь на белом пере.

Одуряющий запах и клекот в тесном колодце-дворе.

Дальше — больше. В накрытом тряпкой ведре

кончается жизнь котят. Или — муторный лай собак

из машины с клеткой. Гицель с огромным сачком

гоняется за голубями. Поймает? Как бы не так!

Ему подставляют ножку. Летит с размаху, ничком.

Или в кухне Берта силком разжимает клюв

многоцветному петуху, воду вливает — “Пей,

все равно зарежу!” Петух глотает, икнув.

Берта идет за ножом. Я наблюдаю за ней.

В проеме видна склоненная над стульчаком спина,

узел седых волос, темный халат в цветах.

Два движения локтем. Десять минут она

удерживает птицу в крепких отечных руках.

Лапы торчат из кастрюли. Потроха поглощает кот.

Хлопает дверь в сортир. Громко бранится сосед —

не кухня, а птицерезка! Мейн Год, ну что за народ!

Берта не слушает. Берта готовит обед.

89-17-24 (позвать Берту Исааковну)

Что это еще напоминает? Кинематограф. И запоминаются — после — не столько строфы, сколько картинки. Стихи о кино у него тоже есть.

Олег Шатыбелко. Вооот. М., ОГИ, 2005, 56 стр. (“Проект ОГИ/Сопромат”).

Автор двух поэтических книг — “Боковое зрение” (2002) и “Как дела, Веничка?” (2003), Олег Шатыбелко является и координатором проекта “Сопромат” (как сказано в аннотации, “у каждого автора серии есть свое, точное, однозначное толкование названия серии. Свой, так сказать, контекст. А вот общего, извините, нет”). Нам и тут никуда не деться от дихотомий “проза — поэзия”, “стихи — проза”. Олег Шатыбелко весьма чувствителен к этой проблематике. Вот отрывок длинного стихотворения:

[1]

я думаю,

что “героем” шестидесятых

можно назвать парня из кинофильма

“а я иду, шагаю по Москве”;

семидесятых —

персонажей сыгранных О. Далем и О. Янковским

в кинофильмах “отпуск в сентябре”

по “утиной охоте” Вампилова

и “полеты во сне и наяву”

режиссера Р. Балаяна;

восьмидесятых —

сказочно-оторванных от реальности

персонажей Григория Горина

из кинофильмов Марка Захарова;

правда, был еще персонаж в фильме Петра Тодоровского

“по главной улице с оркестром” —

его сыграл Олег Меньшиков —

но на фоне Борисова

он сильно проигрывал ему в искренности;

с девяностыми — все сложнее:

какая-то пустота

или, вернее, малозапоминающаяся, излишняя пестрота —

действительно,

ведь не принимать же в расчет героя Данилы Бодрова

из нашумевшего фильма “брат”?

[2]

…а сегодня они молчат.

я не могу в это поверить,

но они все время молчат.

говорят другие —

...........................

На сайте Lito.ru этому и некоторым другим опубликованным там стихотворениям Шатыбелко предшествовал эпиграф: “автор согласен с М. Л. Гаспаровым в том, что „с точки зрения стиховедения стихотворения в прозе — это проза, и только проза””; и далее следовало авторское указание, что перед нами “цикл стихотворений в прозе”. Это, конечно, лукавство. Стихи отличаются от прозы иной системой пауз . В прозе паузы маркированы знаками препинания, абзацами и практически с ними совпадают. В стихах паузы маркированы концами строк — и можно сказать, что эти паузы звучат громче “грамматических”, тем более что в современной поэзии знаки препинания могут отсутствовать вовсе. Разбив свой текст на стихотворные строчки, автор, что бы он ни говорил о “прозе”, тем самым уже сообщает нам, что этот текст должен читаться как стихи. В книге Олег Шатыбелко эпиграф снял, и правильно сделал. Прямое высказывание (а как несколько категорично уверяет в предисловии к книге Дмитрий Воденников, “кроме прямого высказывания у поэзии сейчас вообще ничего не осталось ”), так вот, прямое высказывание сопротивляется (вспомним название серии) — не хочет быть прозой.