Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2007)

Они были такими печальными, такими спокойными. Они ничего не боялись, ни о чем не тревожились. Они знали, как жить, и знали, как добывать себе хлеб насущный, и знали, как держаться вместе. Он подошел и лег среди них в переходе между “Менделеевской” и “Новослободской” — ладони к щеке, колени к животу, — потом присмотрелся: нет, они лежали не так, он подложил под голову локоть, и сразу стало удобно. Они не возмутились и не прогнали его — кто-то сунул теплую морду под полу его дубленки, кто-то похлопал его хвостом по колену, — и под монотонное шарканье людских ног они спокойно уснули, вся стая.

Гришаев Андрей Робертович родился в Ленинграде в 1978 году. Закончил Ленинградский электротехнический институт. Автор поэтической книги “Шмель” (2006). Живет в Москве. В “Новом мире” печатается впервые.

Семейная кинохроника

Борису Херсонскому.

На заборе написано: гутен таг.

Мальчик спотыкается на ходу.

То, что для вас — пустяк, для него — говорящий знак.

Мальчик чувствует трепещущую беду.

Дедушка дома, в медалях, рукою трясет

И приговаривает (в сотый раз): гитлер капут.

С мамой чужой отец, он красив, как черт,

Они на вечерний сеанс сегодня идут.

Эта трофейная, победоносная речь

Вспыхнет и вздрогнет у мальчика на языке,

Когда, вернувшись, увидит то, что не словами облечь,

Не затянуть, не спрятать в крошечном узелке.

Чужой отец берет за руку, сует конфету: жуй.

Топот ног. Глаза матери. Что-то накрывается простыней.

“Слушай, ты был в планетарии? Я тебе покажу”.

Всем капут. Господи, что делаешь ты со мной?

Остановка в лесу

Оставьте “метафизику маслят”.

Такие темы — не для разговора.

Маслята зачарованно глядят.

А полдень скоро.

Разложимся на сказочном бревне.

(Бревно и лес куда-то уплывают.)

И щурятся грибы. И мнится мне,

Что смерти не бывает.

Грибник пройдет, случайный, холостой.

Как выстрел, глаз сверкает из-под кепки.

Дождь зашумит. Как девочка, простой.

И капли редки.

Поедет лес. Еловый перестук.

И женщина с платформы улыбнется.

Дождь кончился. Встает с бревна мой друг.

В зените солнце.

Взгляды назад

Переступая через тень свою,

Я ухожу из комнаты и дальше.

То место, где я до сих пор стою, —

Я обернусь — не смотрит и не машет,

А занято собой. И нет меня.

А есть лишь то, что жизнью мне казалось:

Комарики-сударики, фигня.

Там чинно побрякушки держит старость.

А этот свет, зеленый, золотой,

Из всех щелей, пронзителен и тонок...

Мне жаль, что я сегодня не с тобой —

С тобою будет мой играть потомок.

И доиграется. До нитки и до дна,

До правды, нестеснительной и голой.

Где каждая прожилочка видна

И где синяк от брошенного слова.

Где я иду. В неправду, в забытье.

А жизнь застыла и ломает пальцы,

И брошены все пустяки ее —

Ведь ей со мной так трудно расставаться.

Не смотри

По руке едет поезд.

В поезде машинист.

Белый пар из трубы.

Пассажир, улыбнись.

Только вниз не смотри,

Машинист,

Не смотри, пожалуйста, вниз.

По реке едет поезд,

И дождь идет.

Пассажир, не плачь:

Тебе только год.

У тебя еще не прорезался зуб,

Ты еще не сделал свой первый шаг.

Машинист, погуди —

Пусть этот звук

Запляшет зайчиком в твоих ушах.

Поезд едет, едет,

И все вокруг

Повернулось клювом

На теплый юг.

Из руки сорвался

Пожелтевший лист.

Поменялись местами

Верх и низ.

Не смотри на меня, пожалуйста,

Машинист.

В золоте молчания

Золотая монета ложится на стол:

Дай мне вина и коня.

Моего вороного Сергеев увел.

Держит он зуб на меня.

Он соблазнил моих преданных жен,

Анну и Фатиму.

Он коварен и злобен, вооружен —

А почему?

А ведь было не раз: он от смерти спасал,

Рискуя своей головой.

Почему ж догоняю усатый оскал,

А не взмах руки молодой?

Почему мы стоим на высокой горе,

Задыхаясь и зло кряхтя?

Знать, лежать нам в золоте и серебре

На таких же, как мы, костях.

А почему? — говорю. — Потому,

Что ни ты, ни я, ни они

Никогда не должны понять — почему.

А теперь обними меня. Обними.

У волка

У волка белые глаза

И зуб штыка острей.

На волке серое пальто

И непонятный хвост.

Он воет до последних звезд,

Молчит до первых звезд.

Ты думаешь, он прост? Не прост.

И ты совсем не прост.

И если ночью во дворе

Раздастся странный звук:

Какой-то шорох, плеск... не плеск,

А непонятно что.

То, волчее надев пальто

(Как холодно в пальто!),

Спроси у звездочки: “Ты кто?” —

“А ты, — ответит — Кто?”

Но это даже не конец.

А так, мораль в кустах.

Какая, скажете, мораль?

— Руками разведу.

Смотрю на первую звезду,

Последнюю звезду.

А между ними — ничего.

Представьте — ничего ...

Под лед

Опустись на самое дно

И иди по нему в сапогах.

Оно снегом занесено,

И хрустит вода на зубах.

Только тоненький воткнут луч

Между правым и левым днем.

Календарь океана могуч,

Но не думай сейчас о нем.

До весны еще далеко:

Это черная рыбья стать

Заставляет молчать рыбаков

И их стынущих вдов молчать.

Сядь на камень и закури

Неживую траву-беду.

Проплывают вверху снегири.

И задумался зверь на льду...

Легкая лапка

Я не верю, что может мой кот умереть.