Роберто Пацци - Конклав

Началась большая охота на котов, по всем правилам, о которых еще помнили пожилые горожане, испытавшие на себе угрозу голода в последние страшные месяцы войны. Только на сковородах тогда, в действительности, могла закончиться судьба несчастных животных. В «депутатских» кварталах – близ Пантеона, в районе Римского Форума, в зоне Арджентина, на подъеме к Грилло, на площади Витторио, на площади Саллустио – в это утро появилось несколько больших черных медленно передвигающихся автомобилей. Из них выходили высокие бледные молодые люди, послушные воле одного человека, который хорошо знал Рим и организовывал группы поиска.

Готовили приманку из заранее приготовленных кошачьих консервов. Консервные банки расставляли в местах, где пахло кошачьей мочой, а то и бросали в сторону появившихся котов, а когда те начинали уничтожать еду, накрывали их огромными сетками, и – в машины. Извивающиеся и яростно мяукающие коты исчезали в больших багажниках этих автомобилей, а через некоторое время, после сбрасывания добычи во двор Сан Домазо, молодые люди опять возвращались в места охоты. Иногда возникали споры между ними и свидетелями по поводу не слишком благородных способов отлова. Здесь, в этих простонародных кварталах Рима, жили люди, не особенно чувствительные к потери того или другого их питомца. Однако находились любители животных, которые прямо на улице решительно разрывали наполненные котами мешки и освобождали ожесточившихся котов.

Кое-кто заметил, что не у всех машин римские номера; на некоторых из этих крадущихся ловушек стояли номера Ватикана. Но к еще большему своему изумлению местные жители разглядели на задних сидениях кое-кого из известных ватиканских лиц, что напомнило им о проходящем конклаве, где как раз эти «кое-кто» и должны были присутствовать.

Только к вечеру того же дня, даже при условии, что охота проходила накануне ночью, они были у входа в Ватикан и приняты во владение.

И потом, уже до самого рассвета, пока машины все еще продолжали объезжать Рим, мечась между стеной Льва и городом, хористы-семинаристы распределяли котов по разным этажам Ватиканских дворцов.

Кардиналы о предстоящей травле крыс были предупреждены Государственной секретарской, тоже обеспокоенной набегом этих грызунов. Не все кардиналы хорошо относились к котам и, несмотря на их пользу в борьбе с крысами, присутствие их в личных комнатах у некоторых стариков вызывало раздражение.

Казалось никто в эту ночь глаз не сомкнул. Бедные ошалевшие животные громко мяукали, заполняя все помещения дворца, напоминающие им тоскливые лабиринты их прошлых жилищ, забывая даже о еде, и метались туда-сюда. Они пытались найти выход из конклава, не зная, что и самим кардиналам-то это было сделать трудно… Самые дикие, ожесточившиеся из-за холода, темноты и голода, обнаружив только что одевшегося в пурпур прелата, зашипели, а после его пинков, накинулись на него, царапая и кусая, стараясь разорвать пурпур в клочья.

Через день было найдено несколько котов, умерших от страха, может быть, это были самые старые и немогущие ни выход найти на улицы и площади Рима, ни заняться охотой на крыс.

И только по прошествии двух ночей кое-что стало меняться. Аттавистическая схватка между котами и крысами взорвалась со всем соответствующим этому насилием, принося большое удовлетворение членам Святой Коллегии. Затем, не без особого напоминания камерленга, котов перетащили и в Ватиканские музеи. Началась война и здесь, появились первые жертвы – инстинкт не подвел котов. Пошла такая сарабанда, – много большая, чем это могло быть даже в аду.

Повсюду: под кроватями, на шкафах со священными предметами, над алтарями в капеллах, на больших распятиях, висящих на стенах, на балдахинах кресел в Сикстинской капелле, на подставках для преклонения колен, на лестницах, в кухнях, в оружейной швейцарского корпуса, в апартаментах понтифика, во дворе Сан Домазо – повсюду текла пугающая людей кровь борьбы.

Крысы, затерроризированные массовостью появившихся врагов, находили в этом угрозу генетическому наследию; они громко визжали, и пищали. В страхе грозящей смертельной опасности, в запахе конца, что только отодвигает конец, они вставали на задние лапы, поднимали вверх заостренные морды с торчащими в стороны усами, предупреждая таким образом о готовящейся атаке и надеясь на свое преимущество, обнажали острые зубы в направлении кошачьих глаз и носов.

Святые дворцы были наводнены телами мертвых крыс, измученными котами, криками вызова на бой с той и с другой стороны, как раз и обозначающими начало страшных схваток.

– Довольно! Больше так нельзя, нельзя так больше! Черини, мы должны решиться на что-то и прийти к согласию в конклаве теперь же, иначе мы все сойдем с ума, – принимая у себя кардинала из Милана, сказал кардинал из Дублина, когда к его ногам на белого кота сверху, с лампы упали две крысы.

И наблюдая за каплями богемского вина, все еще играющими, разноцветными пятнами на стенах, покрытых красным шелком, кардинал из Милана, отзываясь на слова коллеги, ответил:

– Дорогой Джон, это только начало.

– Как начало? Разве, тебе не достаточно?

– Да, потому что в эту ночь мою комнату заполнили скорпионы!

– Шутишь?

– Тебе могут подтвердить оба мои секретаря, которые несколько часов подряд помогали мне справляться с этими тварями.

– Скорпионы? Но это же ужасно…

– Видишь ли, нам придется бороться и против этого проклятья Дьявола. Потому что они необычного цвета, – не просто черного, скорей, темно-зеленого, радужно-зеленого, напоминающего расцветку змеи.

– Какой кошмар…

– Особенно когда видишь их в массе; я, например, обнаружил их гнезда в нескольких местах: под кроватью, на полу в ванной комнате и в платяном шкафу – легионы мерзких, скользких тварей и переливаются разными цветами, как змеи…

– Но что это… только у тебя так, Альфонсо? – Что-то, видимо, не функционирует в этом дворце – то ли слив, то ли сброс мусора.

– Хотел бы и я довольствоваться этим объяснением.

Иначе говоря то, что произошло в комнатах миланского кардинала, не было единственным случаем.

Понемногу скорпионы обнаруживались на более низких этажах святых дворцов; потом стали захватывать и остальные помещения, дошли до четвертого, пятого, вплоть до частных апартаментов понтифика на самом верхнем этаже. И все они были того странного неестественного цвета, переливающегося темно-зеленым на клешнях и хвосте.

Камерленг об этой новой напасти узнал последним, когда нашел их в своих комнатах на пятом этаже, готовясь к утренней мессе и собираясь на утреннее голосование. Надевая серебряные фибровые туфли, он закричал от боли и ужаса: затаившийся скорпион укусил его за большой палец ноги.