Елена Муравьева - Глупости зрелого возраста

Ответ появился буквально через пару минут. Но лучше бы он не приходил. Человек, который рвался в друзья, которому она не раз помогала разобраться в запутанных отношениях с женой и дочкой, воспользовался слабостью и свел старые счеты.

«Вы как-то бросили мне обвинение, — прочитала Ира, — цитирую: «Вы, Илья, предали свою семью. Пренебрегли главной мужской обязанностью — отвечать за свою женщину и своих детей. Теперь расплачиваетесь, так как заслужили и презрение близких, и одиночество». Похоже, сейчас вы предали саму себя, пренебрегли главной женской обязанностью — дарить себя любимому человеку и расплачиваетесь, так как заслужили собственное презрение.

Я тогда согласился, хоть и не мыслил столь радикально. Следующее ваше замечание вселило в меня надежду. Еще одна цитата: «Всегда есть второй шанс. Только учтите, работу над ошибками надо делать там, где ошибки были совершены…» Я объяснил: «Жена не хочет меня видеть» Вы спросили: «А чего хотите вы сами?» Я признался: «Не знаю. Я совсем запутался».

И вы, Ира, тоже запутались. Насколько я знаю женщин, настроения подобные вашему нынешнему возникают после случайного секса с первым встречным. Причем секса плохого. Вас не удовлетворили? Или обманули, и претендент оказался бедным инженером?»

Ира недовольно покачала головой. Ей хотелось участия, теплого слова, жалости, наконец. Илья Кравченко мог почувствовать, понять, как нужна ей сейчас поддержка, мог настрочить пару тройку теплых слов, успокоить, обнадежить. Вместо этого он насыпал соли на рану, вставил нож в спину и показал свое истинное лицо. Что ж, впредь будешь, Ирочка, знать, с кем водить дружбу.

«К — О–З — Е–Л! А — Л–Ь — Ф–О — Н–С! Х — А–Л — Я–В — Щ–И — К!» — отстучала Ира в ответ и внезапно успокоилась. Все что можно было разрушить в этот день, она уже разрушила.

В пятницу под конец рабочего дня Ильин получил странное послание:

«Иду совершать то ли геройство, то ли глупость. Не знаю, что получится из моего начинания, но доведу его до конца. Другого выхода нет».

«Эти планы связаны с мужчиной? У вас свидание? Вы решали завести, наконец, любовника?» — он ответил буквально через пару минут.

«Эти планы связаны с моим будущим», — уточнять Ирина не стала.

«Что-то в ваших словах маловато энтузиазма и многовато обреченности. Может не стоит разводить суету?»

«Стоит. Пока».

«Не пожалейте».

Ильин не поленился, сочинил пару надуманных вопросов, сходил в отдел рекламы. Ира нарядная и красивая была рассеянна. Видимо размышляла о своем геройстве-глупости.

Ему хотелось сказать: «Не надо. Не делай этого!» Ему хотелось сказать: «Сделай это со мной».

Но он обещал не давать советы Ирине Ирининой. И уж подавно не рискнул бы сунуться с подобными предложениями к Ире Лужиной. Поэтому, выяснив свои высосанные из пальца вопросы, в мрачном расположении духа ретировался из отдела продаж.

Всю субботу и половину воскресения, изнывая от злости, Иван ожидал отчет о пятничных вечерних похождениях. В шесть часов вечера без предупреждения и изрядно подшофе явился Рубаняк.

— Я сейчас от Генриха, — объявил, доставая бутылку.

— И что Геня? — праздный вопрос ничего не означал. В пятницу Сологуб пребывал в отменном здравии. Если бы за двое истекших суток у Генриха что-то случилось, он бы наверняка сообщил.

— Жив. — Сева решительно направился на кухню, плюхнулся на табуретку и угрюмо попросил: — Сооруди закусь. Только немного.

Ильин порезал сала, хлеб и достал стопки. Рубаняк разлил водку, нетерпеливо выпил. Ох, вздохнул с облегчением.

— Зачем тебе Генрих понадобился? — не удержался Иван. Впрочем, если честно, он бы с большим удовольствием спросил, зачем сам понадобился директору.

— Сволочь, он, ох, и сволочь… — В голосе Рубаняка звенела искренняя ненависть. — Но я его понимаю. Я бы то же отказался.

Слушать пьяного, только время терять. Битый час Сева пытался рассказать свою историю, однако дальше вступления не продвинулся. Едва речь касалась тонких, известных только Рубаняку материй, более-менее связные предложения прерывались долгими угрюмыми паузами. Когда молчание набирало особого трагизма, Сева разбавлял его рюмкой водки и пытался вести монолог дальше. Иван гостя не перебивал и не подгонял, решив, что так сбережет больше нервов и сил. Так или иначе, ситуация оптимизируется: Сева либо заснет, либо откроет свои секреты.

— Ты закусывай, — Иван придвинул Рубанюку тарелку с салом.

— И, правда, — минут пять Рубаняк молча, сосредоточенно жевал. С голодом, видимо, ушли и сомнения. Рубаняк откашлялся и начал с вопроса:

— Ваня, скажи мне честно, тебе Лужина нравится?

— Красивая баба, — осторожно отметил Ильин.

— Нравится вообще или конкретно? — перебил Сева.

— То есть? — Решительные интонации директора требовали обдуманного ответа.

— Ну, как женщина она тебе нравится? — уточнил Рубаняк.

— Я же говорю, красивая.

— Так. А у тебя, между прочим, жена имеется, — финал фразы громыхнул угрожающей интонацией.

— Есть жена, — признал Иван, — но она в Харькове живет, с дочкой.

— Значит, жена в Харькове, а ты тут Ирочке симпатизируешь?

— Почему ты так решил?

— А что не правда?

— Не пойму, что ты от меня хочешь.

Рубаняк вскочил. Табуретка, на которой он сидел, отъехав по линолеуму, с грохотом упала, как бы символизируя завершение мирной фазы переговоров.

— Пойдем-ка, в комнату. Негоже серьезные темы обсуждать на кухне.

С трудом удерживая равновесие, Рубаняк добрел до кресла в гостиной и рухнул в мягкое чрево. Ивану, словно гостю, указал на диван.

— Значит, такие пироги, — уронил задумчиво. — И что ты намерен делать?

— В каком смысле? — удивился Иван.

— В прямом! Каковы твои планы относительно Ирины Игоревны Лужиной?

— Нет у меня ни каких планов.

— Почему?

— Во-первых, я женат. Во-вторых, наша красавица не делала мне никаких авансов. В-третьих, и делать вроде не собирается.

— Не темни, — уронил тяжело Сева. — Выкладывай как есть!

— Что выкладывать, если нет ничего?!

— Повторяю: каковы твои планы относительно Иры?

— Таких баб надо вести в ЗАГС. — Шутка не получилась. Рубаняк воспринял ответ на полном серьезе.

— И ты тоже.

— Что значит, тоже?

— Генрих не прочь на ней жениться.

— Кто? Генрих? — От неожиданности Ильин опешил. — Не может быть.

— Может.

— Что же он так прямо и заявил: хочу жениться на Ире?

— Не прямо, конечно. Фигурально. В общем, послал меня подальше.

— Из-за чего?

— Так я тебе и скажу, — Рубаняк потер задумчиво подбородок: — Все вы двурушники. На совещаниях ругали бабу последними словами, а сами слюни в тихую распускали.