Латифа Aз-Зайят - Открытая дверь

Противник решил захватить аэродром в аль-Джабана, а затем и весь район. Для этой цели он сбросил воздушный десант. Один за другим раскрывались в воздухе парашюты. Они появлялись на голубом теле неба, как гнойные желтые нарывы. Парашютов становилось все больше и больше, и по мере приближения к земле они росли на глазах.

Солдаты и ополченцы с тревогой смотрели на спускающихся парашютистов. Они привыкли, ни о чем не спрашивая, беспрекословно повиноваться своим командирам. Но сейчас в глазах всех этих бойцов можно было прочесть один и тот же вопрос: «Чего мы ждем?»

Командир молчал. Лицо его было спокойно и непроницаемо.

— Чего мы ждем? — прошептала Лейла.

Ассам молча сжал ее руку влажной ладонью. Это рукопожатие сказало девушке больше, чем любые слова. Напряженное ожидание, которым они сейчас оба жили, сблизило их, заставило забыть все плохое, что произошло между ними…

Лейла почувствовала, что этим вопросом выдала себя. В ней говорил страх. Чего же она боится? Смерти? Но ведь она знала, на что шла, она сама настояла, чтобы Ассам взял ее с собой. Нет, смерть ее не страшит. Ведь она лишь капля в огромном море жизни. Ее пугает не смерть и не враг, что притаился за аэродромом, а тот враг, что прячется в ее сердце. Собственная слабость — вот ее самый страшный противник!

Лейла закрыла глаза, плотнее сжала губы, будто боялась, что страх, переполнявший ее сердце, опять вырвется наружу. С закрытыми глазами она сразу почувствовала себя одинокой, и от этого стало еще страшнее. Лейла глянула на окружавших ее людей, и сразу стало легче. Она частица единого организма, который составляли эти бойцы, соотечественники, ее братья по оружию, по общему делу, за которое они борются…

Лейла осторожно высунула голову из-за могилы, за которой они залегли вместе с Ассамом. Впереди маячили черные фигуры. Это вражеские солдаты. Как их много! Лейла почувствовала дрожь. Она снова оглядела лица своих товарищей. Они были спокойны и мужественны. А это что за человек? Уж не Адиль ли — юноша, похоронивший свою невесту на берегу озера? Сколько ненависти к врагу в его глазах!

Лейла перевела взгляд на другого бойца — такая же ненависть и решимость на лице. Теперь она смело смотрела на передвигавшиеся впереди вражеские фигуры. Она ничего не боялась. Рядом с бойцами Лейла чувствовала себя такой же сильной и уверенной, как они… На память ей пришел случай с веслом, которое она уронила в реку. Одна в лодке посреди Нила, она испытала тогда точно такой же прилив сил. Да, в критические моменты женщина способна действовать решительно, смело и быть спокойной и рассудительной.

— Лейла! — прошептал Ассам, осторожно касаясь ее плеча. — Ползи назад. Сейчас, наверно, начнется атака. Лучше не мешать. Здесь тебе не место!..

Лейла опять почувствовала себя слабой. Голова закружилась, будто она заглянула в пропасть.

Да, она женщина. Всего лишь слабая женщина. Хватит ли у нее сил подняться и двинуться вперед на врага вместе с другими? Сумеет ли она найти в себе недостающее мужество?

Послышался шум моторов. И опять в небе один за другим раскрылись, как нарывы, желтые парашюты. Но теперь к гулу самолетов присоединился свист внезапно налетевшего ветра. Он понес вражеских парашютистов далеко в сторону от аэродрома, к жилым кварталам города. Противник лишился подкрепления. И тогда раздалась команда:

— В атаку!

Пожилая женщина, сидевшая со своей дочерью возле дома, вскочила и громко закричала:

— Бей их!

Дочь старухи оглянулась — вражеский солдат спускался на парашюте к ним во двор. Она подняла булыжник и изо всей силы бросила в парашютиста. Тот схватился за голову, покачнулся и упал. С неба, как огромные летучие мыши, спускались парашютисты. Девушка истошно закричала. Женщины, готовившие в домах пищу для мужчин, которые ушли сражаться с врагом, услышав этот крик, схватили, что было под рукой — кто кол, кто ухват, кто кочергу, а кто просто бутылку, — и с криками выбежали на улицу.

Только в одном доме квартала оставались люди. Женщина, которая там жила, вскочила с постели, но тут же согнулась, почувствовав острую боль в животе, не дававшую ей покоя с самого утра. Предродовые муки исказили ее лицо.

Повивальная бабка, ухаживавшая за роженицей, услышав крик на улице, остановилась в нерешительности перед кастрюлей с кипящей водой. Потом открыла дверь и выглянула на улицу.

— Что там случилось? — простонала женщина. Пот градом катил по ее лицу.

Повивальная бабка ничего не ответила. Схватила кастрюлю с кипятком и твердым шагом направилась к двери. Роженица испуганными глазами следила за ней.

— Куда ты? — заплетающимся языком пробормотала она. — Не оставляй меня одну! Не оставляй!..

Но она так и не закончила фразу. Новый, еще более острый приступ боли заставил ее замолчать. Она вдруг почувствовала, как что-то в ней перевернулось. Боль стала невыносимой.

— Умираю! Помогите! — стонала она, еле шевеля запекшимися губами.

Повивальная бабка остановилась. Взгляды их встретились. С жалостью и тревогой посмотрела она на корчащуюся в муках женщину и отрицательно покачала головой. Она понимала, что там, за порогом дома, происходило нечто такое, что угрожало не только их жизни, но и жизни еще не появившегося на свет человека. Роженица не стала больше удерживать бабку.

Собрав последние силы, роженица доползла до своей постели и закрылась простыней. Она рожала впервые. Ей страшно, очень страшно, но она должна родить. Одна. Без чьей бы то ни было помощи. И что бы там за стеной ни происходило, она обязана дать жизнь ребенку, который шевелится у нее под сердцем. Тело будто одеревенело. Она никак не может расслабить мышцы…

Вдруг с улицы донесся страшный крик: «Бей их! Бей! Бей!» Затем послышался детский плач. Опять какие-то крики. Топот ног. Кто-то пробежал по крыше. Женские голоса: «Бей их! Бей!» Лай собак. Выстрелы. Стоны. Запах дыма. Минутная тишина. Еще более жуткая, чем вся эта ужасная какофония звуков. И снова выстрелы. Душераздирающие вопли. И вдруг — страшный взрыв, от которого затряслись стены.

Женщина широко раскрыла глаза, лицо покрылось испариной, тело судорожно вздрагивало. Она вцепилась зубами в простыню… Нужно расслабить мышцы. Иначе ребенок погибнет, прежде чем появится на свет. Она вытащила изо рта край простыни, вытерла пот с лица и заставила себя сосредоточить мысли только на нем, на ребенке, которому угрожала сейчас смерть. Он должен, должен жить!

Больше она ничего не слышала: ни выстрелов, ни плача, ни топота ног, ни запаха гари. Ничего сейчас не существовало, кроме жизни внутри нее, которая рвалась на свободу. Наконец громкий крик возвестил о том, что человек родился. В муках, в страдании, но родился.