Ларри Бейнхарт - Американский герой

Стив сидит за столом еще с четырьмя парнями. Троим из них около пятидесяти, четвертому; совсем седому, — лет шестьдесят, а то и больше. Все пьют пиво; закуска — арахис и жареные кусочки свиной кожи. Я сажусь, все умолкают, но в наступившей тишине нет никакой неприязненности. Ко мне подходит молодая официантка в лайкре — розовое на бордовом — и склоняется, выставив полное бедро. Седой нежно похлопывает ее по попке. Она заявляет ему, что он слишком стар. Дело не в том, что стар, отвечает он, а в том, что слишком большой. Я прошу бутылку «Будвайзера» и еще одну того, что пьют остальные. Протягиваю двадцатку, и она ловко выхватывает ее из моих рук.

— Дай ему сдачу, — говорит Стив. — И нечего тут играть в свои игры.

— Он белый, — говорит старик, обращаясь к одному из присутствующих. — Почему бы нам его не спросить?

— Это еще не значит, что он что-нибудь знает. Может, он ничего в этом не смыслит.

— А я говорю, спросим его.

— А я говорю, ты болван.

— Вот этот седой — Марлон Мейпс, — поясняет Стив. — Это — Рыжий, Кении и Шейверс.

— У нас тут спор. И эти идиоты не могут понять, в чем истина, — говорит Рыжий. — Ты готов к истине, белый человек?

— Это мой друг, — говорит Стив.

— Это твой белый друг, — добавляет Кенни. — Вот это правда.

— В иных местах и в иные времена цвет кожи перестает иметь значение, — замечает Стив.

— Он всегда имеет значение, — отвечает Рыжий.

— Да, всегда, — подтверждает Шейверс.

— Да и когда же он становился не важен? — спрашивает Марлон.

— Это всегда имело значение, — говорит Рыжий.

— Твою мать. Черный — белый. Демаркационная линия. Ты прав. Ты прав.

— Ладно, Стив, так когда же это не имело значения?

Стив не может ответить попросту, что это не имело значения во Вьетнаме. Потому что и тогда это имело значение. Это имело значение при получении увольнительных и при возвращении в часть. Это имело значение при выборе музыки, распределении спиртного и наркотиков, продвижении по службе и выполнении приказов. Это имело значение каждый день и каждую минуту. И мы оба знаем об этом.

Но иногда это не имело значения. Это не имело значения, когда мы уходили патрулировать территорию, — по крайней мере для меня и Стива. Это не имело значения, когда начиналась перестрелка. Это не имело значения, когда вьетконговцы и армия Северного Вьетнама заявляли, что расовые различия американцев их не интересуют.

— Это не имело значения тогда, когда я умирал, — отвечает Стив, и я догадываюсь, что он сильно пьян, если говорит это. Он встает и вытаскивает рубашку из штанов. Растолстел. Это уже не подтянутый десантник; пузо со шрамами двадцатилетней давности нависает над ремнем. — И он вынес меня, истекающего кровью. На собственной спине, из засады, в которую я попал.

— Думаю, он пытался прикрыться твоим жирным телом от пуль, — замечает Рыжий.

Он напрасно это произносит, потому что Стив поделился с ним самыми святыми воспоминаниями. Все остальные это понимают и тут же затыкают Рыжему рот. Кении встает между Рыжим и Стивом. Официантка приносит пиво и джин с тоником.

— Я не был во Вьетнаме, — говорит Рыжий. — Мы с Мухаммедом Али воздержались. И в меня никогда не стреляли вьетконговцы. Белые только и умеют, что посылать черных на войну, которую сами затевают. Им нравится превращать их в пушечное мясо.

— Пошел ты в задницу. Рыжий, — говорит Кении. — Ты тупица. Лично я был во Вьетнаме, и если ты сейчас не заткнешься, я тебе дам по морде.

— Ты просто не понимаешь, как это было, — говорит Стив.

— А ему и не нужно этого, — замечаю я. — Все это было так давно. — И я наливаю себе пива, которое вовсе не такое золотистое, как в телевизионной рекламе, а желтое, как моча. Наверное, все зависит от освещения.

— Вьетконговцы очень любили кого-нибудь ранить так, чтобы он кричал, потому что тогда товарищи пытались его спасти, а они их отстреливали одного за другим. А еще лучше, если раненых было двое. И вот человек сидел, слушал эти крики, ничего не мог сделать и чувствовал себя при этом полным подонком. Конечно, он мог попытаться спасти товарища. Только знаете, что бывало дальше? Он сам получал смертельную рану, да при этом еще и проклинал себя за то, что оказался таким идиотом.

— Да, неприятно умирать, чувствуя себя идиотом, — замечает Марлон. — Это по меньшей мере оскорбительно.

— Вот именно, — откликается Стив. — Хороню, что ты понимаешь. Так вот я кричал, а этот человек… этот человек пришел и вынес меня на себе.

Все замолкают. По крайней мере на мгновение. Слышен лишь звук кондиционеров. На холодных бутылках оседают капельки влаги. Из музыкального автомата несется голос Аарона Невилла.

— Послушай, Джо. Тебя ведь зовут Джо? Послушай меня, — говорит Рыжий. — Я хочу, чтобы ты сказал всем этим людям, сидящим здесь, правду. Ведь белый человек боится черного, правда?

— Не играй с ним в эти глупые игры.

— Давай, старик, отвечай.

— Действительно, многие белые боятся черных, — отвечаю я.

— Черных мужчин, — поправляет меня Рыжий. — Значит, белый мужчина боится черного мужчину. А на черных женщин ему наплевать. И время от времени он даже готов ими полакомиться.

— Потому что никто не боится черных женщин, — добавляет Кении. — Кроме тебя. Только ты боишься свою маму и свою жену — самых черных женщин, которых я когда-либо видел. Потому что они регулярно устраивают тебе взбучки.

— Я говорю серьезно, — замечает Рыжий, — поэтому заткни свою грязную пасть. И тебя это тоже касается, Марлон. Только вякни что-нибудь, и я тебе отхвачу твой бесчувственный член, потому что ты не в состоянии обсуждать такие серьезные вопросы. Понял? Ты просто не способен сосредоточиться.

— Ну, так ты уже что-нибудь скажешь по сути?

— Скажу. Заткнись и подожди. Белый сделает все, что в его силах, чтобы унизить черного. И это непререкаемая истина.

— Аминь.

— Ха-ха-ха.

— Ну, вроде да, — говорит Марлон.

И все поворачиваются ко мне.

— Взять еще что-нибудь? — спрашиваю я.

— Не дай им себя запутать, — предупреждает Стив.

— Я никого не боюсь, просто я еще хочу пива, — отвечаю я.

— Я тебя понял, — откликается Марлон и делает жест официантке. В предвкушении еще одной бесплатной выпивки он опрокидывает свой джин с тоником чуть быстрее, чем делал до того.

— На самом деле я хочу сказать о СПИДе.

— О Господи, защити мой член, — восклицает Марлон.

— А кто-нибудь из вас когда-нибудь занимался этим безопасным сексом? — спрашивает Шейверс. — С таким же успехом можно заниматься этим с самим собой. Даже еще лучше получается.

— Ну, учитывая то, с кем ты этим занимаешься, тебе вообще потребуется презерватив на все тело, — замечает Марлон.

— Зато ты настолько стар, что, если это с тобой случится, ты скорей умрешь от радости, чем от СПИДа, — парирует Шейверс.