Ольга Токарчук - Дом дневной, дом ночной

Старый рыцарь и виду не подал ни настоятельнице, ни своим слугам, какое глубочайшее испытал унижение. Он остановился на ночлег на постоялом дворе неподалеку от монастыря и там, запершись в душной горнице, медленно приходил в себя.

XIII.На следующий день он вернулся в монастырь с подношениями и дорогими одеждами, которые послал в подарок невесте Вольфрам. Отец широко улыбнулся Кюммернис, когда та вышла к нему в зал для свиданий, и молвил: Скажи мне, дочь моя, неужто есть два рода людей: обыкновенные и совершенные? И неужто ты принадлежишь к совершенным, а я — к обыкновенным? Чем ты отличаешься от других женщин, которые, исполняя волю отца и по Божьему повелению, выходят замуж и родят детей во славу Господа? Почему жизнь в монастыре ты ставишь превыше всего? Ведь достойно и в святости можно жить и в супружестве, не исключая тем самым возможности достичь совершенства. Оба пути угодны Господу. А коли так, то отчего ты настаиваешь именно на том пути, который чреват столькими трудностями, разбивает сердца, разрушает семьи? Ты — моя последняя дочь, моя опора в старости. Человек ведь по своей природе существо сговорчивое и тянущееся к другим, а не одинокое и дикое… Что же более сообразно нашему естеству, как не союз с другим, милым сердцу человеком, любовь к нему, размножение и покорение земель, как повелел Господь Наш. Разве Сын Божий не говорил нам: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Отвечала ему Кюммернис: Есть у меня уже супруг, которого я полюбила навеки, и с ним я обручена. Воскликнул на это отец: Что? Да как ты посмела без моего согласия?

Отец, умерь свой гнев, твой зять — Иисус Христос, ответствовала ему Кюммернис.

XIV. Барон возвратился домой несолоно хлебавши, но не печаль отравляла его душу, не безответная любовь, а лишь гнев и злоба, что кто-то посмел пойти супротив него. А посему, сговорившись с Вольфрамом, они вместе сотворили страшное святотатство — вооружившись, напали на монастырь, где пребывала Кюммернис, и отбили ее силой; связав, похитили и увезли на коне. Хотя она просила и умоляла, напоминая непрестанно, что не принадлежит уже миру, а одному Иисусу Христу, они, ни на что не взирая, заперли ее в комнате без окон и оставили на некоторое время, дабы смирить ее волю и вернуть к мысли о замужестве. Каждый день к ней приходил отец и спрашивал, изменились ли ее взгляды. И чем дольше она упорствовала, тем сильней разгорались в нем обида и ненависть к Богу. Ибо итог войн был плачевен: его замок и владения пришли в запустение, семья распалась. И тогда отец оставил девушку без еды и питья, полагая, что голод и жажда сломят ее волю. Но она целые дни лежала, распростершись на каменном полу, и молилась, и никакой голод ее не брал. Даже Вольфрам сдался и начал увещевать барона, чтобы тот отступился.

Вольфрам иногда наблюдал в замочную скважину за своей будущей женой и всегда видел ее в одном и том же положении — она лежала, раскинув руки, обратив лицо к потолочному своду. Ее взор был устремлен в одну точку и оставался недвижен. Сколь же она была прекрасна!

XV.Кюммернис была непоколебима и молилась: Царством мира и всеми соблазнами я пренебрегла, но не из страха перед грехопадением и не ради благочестивой корысти, а лишь из любви к Господу моему, Иисусу Христу, которого я увидела и полюбила и которого на веки вечные избрала возлюбленным. Я искала Облик Твой, Господи, и нашла его в себе, а потому мир мне не нужен. Ты сотворил меня, Господи, женщиной и дал мне тело, которое стало яблоком раздора и предметом всяческих вожделений. Избавь меня, Господи, от этого дара, ибо я не знаю, что с ним делать. Возьми обратно мою красоту и пошли мне знак, что и Ты меня, недостойную, возлюбил и от рождения себе предназначил.

XVI.Однако же я вынужден продолжить свое повествование о жизни святой Кюммернис, и вот я приближаюсь к дню ее смерти, хотя трудно мне будет об этом писать, а вам еще труднее в это поверить.

Пока барон вместе с рыцарем Вольфрамом ждали хоть каких-нибудь перемен, в них рос страх, что они осмелились замахнуться на что-то, чего изменить не вправе. И дабы отогнать этот страх и хоть ненадолго забыть о заточенной девушке, они ездили на охоту и устраивали пиры. Утром трубили охотничьи рога, а вечером гремела музыка.

Во время одного из пиршеств барон сказал Вольфраму: Если бы ты вошел к ней и взял ее силой, она бы, еще не познавшая вкуса любви, осознала, что теряет, и сама бросилась в твои объятия. Неужто ты думаешь, она сильно отличается от тех девок, что готовы задрать юбку по первому требованию?

Вольфрам послушно встал, пошатнулся, но тут же собрался с духом и зашагал прямо к двери. Барон оттолкнул девку, приказал налить себе вина и ждал. Не прошло однако же и минуты, как Вольфрам возвратился. Его лицо выражало ужас, он открывал и закрывал рот, а рукой показывал за спину. В зале воцарилось гробовое молчание. Барон вскочил со скамьи и немедля бросился туда, куда указывал Вольфрам, а за ним потянулись любопытные гости, прислуга и музыканты.

XVII.В горнице без окон стояла Кюммернис, но она мало походила на ту женщину, которую все знали. Ее лицо обросло шелковистой бородой, распущенные волосы ниспадали до плеч. Из разорванного лифа платья торчали две обнаженные девичьи груди. Взгляд темных, но кротких глаз скользил по лицам любопытствующих и в конце концов остановился на бароне. Девки стали осенять себя крестным знамением и попадали на колени. Кюммернис — или же некто другой — подняла руки, будто желая всех их прижать к груди. И промолвила тихим голосом: Господь мой избавил меня от себя самой и наделил своим ликом.

В ту же ночь барон приказал замуровать уродца в темнице. Вольфрам оседлал коня и, не попрощавшись ни с кем, уехал восвояси.

XVIII.В первую ночь явился к Кюммернис Дьявол под видом младенца. На миг прервав молитву, она обнаружила у стены колыбельку, а в ней малое дитя, беспомощно попискивающее.

Удивилась Кюммернис, завидев ребенка, перестала молиться, взяла его на руки и прижала к груди. Расхохотался Дьявол грубым смехом и сказал, ликуя: Ага, попалась! А она ответила ему на это: Нет, это ты попался. И еще крепче прижала его к груди. Дьявол хотел вырваться, но не сумел, поэтому решил опять изменить свой облик. Но сила, исходящая из груди святой, была столь могучей, что одурманила Дьявола и лишила сил. Понял он, что схватился с кем-то, не уступающим ему, а возможно, даже превосходящим его силой, ибо близким к Господу. Однако он не отступился от своих замыслов, а лишь решил действовать иначе.