Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

Удивительно, подумал уже не мальчик, стоя перед зеркалом на чердаке, а Эн. Эл., сидя на скамейке в парке, — удивительно, с какой точностью может память извлечь из небытия давнее, прочно позабытое! А сегодняшнее, а вчерашнее…

Надо вернуться на вокзал и посмотреться в зеркало. В туалете должны быть зеркала, иногда перед ними стрекочут электробритвами обросшие щетиной, осовевшие в дороге мужчины.

Он снова входит в здание вокзала, обнаруживает в подвальном этаже уборную с зеркалами. Когда он робко появляется перед ближайшим к двери зеркалом, то старается в очередной раз принять вид порядочного человека. Он все еще опасается, что к нему кто-нибудь подойдет и схватит за рукав: «Признавайтесь сейчас же, кто вы такой!»

И что он сможет сказать в ответ?

Перед соседней раковиной стоит обрюзгший человек весьма сомнительного вида, типичный жулик. Похоже, во внутреннем кармане у него бутылка. Однако насколько же предпочтительнее его положение по сравнению с Эн. Эл.! Допустим, он в самом деле жулик, но и в этом случае он по крайней мере знает, кто он такой, как, впрочем, и то, в чем его подозревают. Без особого удовольствия он мог бы назвать воображаемому преследователю свой адрес, год рождения и прочие данные — так что предполагаемый жулик в каком-то смысле более «порядочный» человек, чем Эн. Эл. …

Эн.Эл. смотрится в зеркало. Конечно, он узнает себя.

«Я неоднократно встречался с этим господином, — произносит он мысленно. — Мы знаем друг друга. Мы большие друзья. Когда же мы последний раз встречались? По-моему, в тот раз он выглядел моложе…» Хоть плачь! Он знаком с этим господином, но имени его не знает. Не знает имени своего большого друга! Как-то неудобно.

Эн.Эл. ополаскивает кончики пальцев — ведь надо хоть что-то делать. Нельзя же без всякого толка и смысла таращиться в зеркало. Поразительно, но физиомордия в зеркале совсем не заросла. Наверное, увидеть себя с запущенной бородищей было бы утешительнее, ведь она намекала бы на некую продолжительную временную дистанцию. А гладкое, явно имевшее дело с острым лезвием лицо ясно говорит: старт дан только что, во всяком случае, совсем недавно. Старт в неизвестность. Если отправная точка совсем-совсем близко, почему же он не может повернуть обратно? Где ты, дорожный указатель?

Хотя бы знать, какая у меня специальность? — мучился Эн. Эл., ополаскивая пальцы и рассматривая свои руки. Если бы где-то был список всех профессий, может, что-то и припомнилось бы. В коридоре висело объявление: требуются слесари-вагоноремонтники, грузчики, маляры и подсобные рабочие. Нет, это все определенно не его занятия. Он отошел от зеркала и поднялся по лестнице в зал ожидания. Что же дальше? Куда податься? Куда ? Никогда раньше этот вопрос не был столь мучителен и животрепещущ; кажется, в былое время вопрос «куда» стоял совсем в иной плоскости и означал лишь то, что из многих возможностей следует выбрать наиболее достойную. Место работы? В Таллинне его место или где-нибудь еще, вполне возможно, он один из тех, кто прибыл сюда в командировку…

Конечно, самое правильное было бы спросить, где находится… психушка. Да ведь неловко спрашивать такое и, кажется, еще рано. Определенно рано, внушает он себе. Я ведь наверняка чуть раньше или чуть позже справлюсь с провалом памяти. А если не справлюсь, ну тогда, конечно, придется узнать адрес лечебного заведения.

Эн.Эл. проходит мимо таксофона. Постой-ка… Справочное бюро… Да, но какой от него толк: «Извините, не можете ли вы сказать, как меня зовут…»

Он заметил телефонную книгу, тонкой цепочкой прикрепленную к стене. Если поискать в ней и наткнуться на свою фамилию, может быть, вспышка молнии прорежет тьму, ибо совершенно невероятно, чтобы человек не узнал свою фамилию! Но ведь придется перелистать всю книгу, а разве здесь это сделаешь. Или попробовать ее украсть? Но он чувствовал, что сейчас не в состоянии отважиться на такой шаг. Телефон… да, дома у него есть телефон, черный аппарат слева от пишущей машинки «Оптима». Он даже знает, что рядом с ним на темной полированной столешнице два небольших кружка пыли; сколько он их не стирал, они возникали вновь. И однажды его осенило — это следы от рюмок. По всей вероятности из них пили что-то тягучее, содержащее сахар. Когда он попадет домой, придется как следует вымыть стол теплой водой с содой. Да-а, когда-то он попадет…

Телефон… Вполне возможно, он его засекретил. (Несколько театральное выражение по отношению к аппарату, номер которого владелец не разрешил напечатать в телефонной книге.) Если засекретил, то от телефонной книги нет никакого проку. И вообще в ней хоть пруд пруди разных Касков, Таммов, Сааров и Ивановых. Сможет ли он найти себя среди них, если у него подобная фамилия? Не сможет, да и фамилия у него не такая. Если бы у него была фамилия, какой литературная братия отдает предпочтение в своих опусах, например, Лапетеус, Рейспасс либо Малтсроос, то, возможно, на него и нашло бы озарение. М-да… Кто знает, красивая у меня фамилия? Или безобразная? Многим ведь не по душе собственная фамилия.

Он усмехнулся — впервые за последнее время — припомнив, как несколько лет назад ему пришлось проверять списки избирателей в качестве агитатора, кстати, это слово кое-что утратило из своего первоначального значения. Тогда он наткнулся в одной уютной квартирке на одинокую девушку с румянцем на лице, которое стало багровым, когда она показала свой паспорт. Ее звали Венера Двоепопова…

А чему тут собственно усмехаться, ведь сейчас он согласился бы на любую фамилию.

— Это ты, Аста милая?.. Да, это я, Теофил! — радостно кричал в телефонную трубку молодой мужчина.

Волна зависти захлестнула его, и может быть, именно потому этот склонный к полноте типчик со шкиперской, сверх меры ухоженной бородкой показался ему отталкивающим. Розовые щечки и бесцветная бородка, что же это ему напомнило? Опять, наверное, что-то далекое, единственное, что еще удержалось в памяти. Ага! Так и есть. Когда-то он забыл кусок арбуза между двух тарелок (одна из них кверху дном как крышка). Потом он обнаружил этот кусок, но с отвращением выбросил в помойное ведро: на розовато-лиловой поверхности появились длинные ползучие нити, противные, светло-серые нити, по всей вероятности, какой-то вид быстро разрастающегося плесневого грибка.

Теофил закончил разговор с милой Астой и улыбался блаженно. Эн. Эл. подошел к таксофону, открыл телефонную книгу, полистал ее на всякий случай: Быстроумов, Обукакк, Рийсберг… Нет, с ходу он ничего не найдет. И тут его бросило в жар: чего он торчит возле телефона? У него ведь копейки нет за душой. Он нелепо замер с книгой в руках.